- Эй! Откройте! Эй...
Николай снова ударил меня ногой так, что у меня перехватило дыхание.
- Не держишь?
Он повторял эту фразу с маниакальным упорством, а я с таким же ожесточением вырывалась из его рук.
- Не держишь? Скажи!
- Нет! Отпусти!
Толстуха барабанила в дверь. В коридоре послышался топот, крики... кажется, началось.
- Не разговаривай с ним, слышишь?! Не разговаривай! Эй! Как тебя там?!...
Это за дверью голосила толстуха. То, что все отпрыски Якова Петровича были идиотами, стало совершенно очевидно. Я испугалась, что толстуха вместе со своей мамой придут на помощь брату и тогда мне несдобровать.
- Да отпусти ты!
За дверью на разные лады взвыли несколько голосов и слова “пожар” и “горим”, были основными в этом паническом хоре.
- Ты сгоришь! – мстительно выкрикнула я Николаю в лицо. – Ты сгоришь, придурок, отпусти меня!
- Скажи, что не держишь меня!
- Нет, не держу! Беги отсюда!
Руки Николая разжались. Его бледное лицо исказила судорога, и он захрипел, дёргая кадыком. Кажется, у него наступил припадок. Дверь распахнулась и вместе с языками пламени в кабинет ворвалась толстуха. Подол её длинной юбки занялся огнём, но, не обращая на это никакого внимания, она пыталась встать с кресла и накинуться на меня с кулаками.
- Что ты наделала! Что же ты наделала!!!
С ума все сошли.
Я знала, что толстуха неминуемо сгорит, но инстинкт заставил меня схватить кресло и попытаться выбраться вместе с ним наружу. Как и следовало ожидать, мой благородный порыв не удался. Огонь охватил всё, и оставалось только наблюдать, как рушится этот безумный дом, погребая под слоем пепла своих несчастных жителей, чтобы наутро возродиться вновь. Я не пыталась больше бежать. Дым ел глаза, огонь жаром охватывал тело, и в глазах привычно темнело, но когда сознание уже покидало меня, я успела заметить, что в комнате, охваченной пламенем, мы остались втроём: толстуха, я и Август. Николая в комнате не было.
Ветерок шевелил скромные ситцевые занавески на открытом окне. Воздух, осенний и бодрящий наполнял лёгкие упоительной свежестью, прогоняя всякое воспоминание о тяжёлом запахе дыма.
- Будет тебе, Михалыч, спину гнуть, сейчас не царское время.
Голос раздался снаружи, и я со стоном прикрыла глаза. Проклятый дом!
- Не убудет с нас, Яков Петрович, а с порядком-то оно надёжнее.
- Что, Николай? Дома?
Ответом было молчание. Я с удивлением приоткрыла один глаз: что пластинку заело?
- Нет его, Яков Петрович. Как давеча ушёл, не сказавши ни слова, так и пропал.
Я вскочила и подбежала к окну.
Передо мной был двор генерала Зотова. Сосны. Узкая улочка под названием “Мясницкая” лениво огибает запорошенную осенней листвой площадь. Всё, как обычно, но в тоже время что-то неуловимо изменилось.
За моей спиной послышалось шевеление и металлический лязг. Я обернулась.
- Очнулась?
В углу сидела толстуха в своём кресле, у стола её мать с мотком пряжи и незаконченным вязанием. Я не поняла, кто из них обратился ко мне, и потому мотнула головой неопределённо. Да. Я очнулась.
- Скажи спасибо моей дочери, – высокомерно произнесла старуха. – Это она распорядилась внести тебя в дом. Я бы никогда не позволила такого!
- Спасибо, – пробормотала я. – Простите, как вас зовут?
- Лидия Павловна, – старуха царственно склонила голову. – Я жена генерала Зотова. А это моя дочь Валентина.
- Очприятно. Меня Женя зовут.
При звуках моего имени Валентина тяжело вздохнула.
- Мама, оставь нас, нам надо поговорить.
Лидия Павловна негодующе взглянула на дочь.
- Да полно тебе, Валентина, о чём ты собираешься толковать с этой... с этим... отбросом человеческого общества?! Она валялась на улице!
- Ничего, – кротко отвечала Валентина. – Ступай мама.
Лидия Павловна собрала своё вязание и удалилась, бросив на меня уничтожающий взгляд.
Валентина, казалось, и не собиралась со мной разговаривать. Она безучастно смотрела в окно, покачивая гладко причёсанной головой словно маятник.
Я немного поразмышляла на тему “Почему меня так часто принимают за отброс общества?” Ответа не нашла и решила обратиться к Валентине.
- Извините, – я откашлялась. – Вы хотели поговорить...
Толстуха неопределённо пожала плечами:
- Николай ушёл.
Я не знала, как реагировать на это заявление и на всякий случай отступила к дверям. Обитатели этого дома отличались крайней несдержанностью, и я не знала, что от них ожидать.
- Да?! – я изобразила сочувствие. – Э-э-э... что ж, может он вернётся?
Валентина тяжело вздохнула и подкатила своё кресло к окну, хватая широкие колёса крепкими ладонями.
- До пожара осталось шесть часов. Ты разорвала временное пространство и позволила Николаю уйти. Теперь время пойдёт своим чередом, и сегодня вечером мы все сгорим, чтобы никогда больше не возродиться. Ты не должна была здесь появиться. Как ты оказалась в этом доме?
Кажется, я опять попала впросак. Что за радость владеть магической силой, если она причиняет лишь неприятности? Хотя сожжение заживо можно назвать очень большой неприятностью.
- Ты тоже знала?! Знала, что вращаешься в замкнутом пространстве?!
- Тоже? А кто ещё знал?
- Август.
- А, этот... так называемый домовой.
- Да, домовой. Меня просил его брат, чтобы я помогла ему выбраться, и ещё мне нужна книга Звездочётов. Поэтому я здесь.
Валентина постучала ладонью по столу: хлоп-хлоп... Звук был глухой и едва слышный, но на его зов явился Август. Живой и невредимый. Увидев меня, он радостно оскалил собачью пасть.
- Где служит твой брат? – голос Валентины был суров.
- Мы давно не виделись, – осторожно начал Август.
- Где?!
- Пограничная деревня. Грязновка. Хозяйка тутошняя.
- Что значит “тутошняя”?
- То и значит. Супруга нашего Николая, – Август привычно почесал щёку и уточнил. – Бывшая супруга.
- Тамара?
- Да. Тоже Грязновская.
- Оборотень?
- Солнечная...
Имена и названия мне были знакомы, а вот охватить смысл происходящего я не могла, но внезапное исчезновение Николая показалось мне дурным знаком.
- Кто написал письмо?!
Валентина и Август повернулись ко мне одновременно.
Август смотрел с укором, Валентина с любопытством.
- Какое письмо? – спросила она.
Август исчез, как по волшебству, и тотчас появился, держа в руках знакомый клочок бумаги и книгу о Карле Великолепном
- На всякий случай, – застенчиво пояснил Август.
Валентина даже не взглянула на произведение Тер-Огибяна. Она развернула потрёпанное послание, внимательно разглядывая текст.
- Почерк Николая, несомненно... – Валентина пожала полными покатыми плечами и от движения её тела коляска возмущённо заскрипела. – Но я не понимаю о чём речь. Если помнишь, я здесь не за этим.
- А зачем? Меня, знаете ли, памяти лишили и всё такое. Может кто-то объяснит, что здесь происходит?
Валентина снова хлопнула и домовой исчез.
- Пять часов двадцать минут. Времени на объяснения нет. Есть план, как отсюда выбраться?
Не нравилась мне эта Валентина. Раздражали её выпуклые глаза, тяжёлая отдышка и командный тон, которым она со мной разговаривала. Как спастись? А из дома выйти не пробовали? Сидят здесь, как пеньки...
Во взгляде Валентины, обращённом на меня, плескалась огромная, прямо-таки вселенская тоска.
- Отличный план! Только наш маленький призрачный мирок не позволит ему осуществиться. Мы можем сколько угодно передвигаться по городу в течение шести часов, но к моменту пожара все должны быть на своих местах. Таковы условия.
- Иначе что?
- Иначе наш мир лопнет. Разлетится, как мыльный пузырь. И мы вместе с ним. Это, разумеется, альтернатива, но не лучшая.
- Кто создал такие условия?
- Тот, кто создал призрачный мир. Полагаю, это была ты.