Бабка Вера толкнула меня в спину.
- Не стой истуканом-то! Раздевайся, да куртку зашей. Ишь, ходишь, как бомжа.
Тётка Марья опасливо обогнула меня стороной и громко зашептала бабке Вере в ухо:
- Ты отколь привела-то её, Вера?
- С улицы. За мной три постзема увязались, если б не она... – бабка Вера кивнула в мою сторону и буднично предложила. – Давайте, девки, чаю попьём. Да деревню надо бы обойти. Чую я, постземы на этом не остановятся.
- Одна что ли опять пойдёшь, Вера?! – тётка Тамара округлила глаза. – Сама знаешь, я до утра не боец, а Настасья...
- Что с ней? – я впервые открыла рот, с тех пор, как переступила порог избушки.
Дела бабки Настасьи были плохи. Глубокая рана располосовала грудь от самой шеи, двух пальцев не доставая до толстого бабкиного живота.
- Как только жива осталась, – сокрушалась тётка Марья. – Насилу отходили.
- Когда это случилось?
- Ой, да прямо днём. Мы с Настасьей к Чёрной горе ходили. Ямы проверить.
- Ямы?
Скотник Василий захихикал, а тётка Тамара подала голос, раздражённо громыхая крышкой эмалированного чайника.
- Ну, чего ты ей Маша голову морочишь? Расскажи, как есть.
Тётка Марья, будто этого и ждала. Удобно устроившись на скрипучем стуле, он хлебнула горячего чая, блаженно закатила глаза и принялась рассказывать, перемежая свой рассказ многословными отступлениями. Время от времени, тётка Тамара и бабка Вера вставляли свои пояснения, и в целом я услышала вот что:
“Не передать того ужаса, что испытали старухи, когда поняли, что я их разоблачила. Оно и понятно. Бабки почти век прожили, никто об их второй натуре и в бреду не помышлял, а тут Женька, замухрышка недалёкая! (про замухрышку, это зловредная бабка Вера высказалась). Потому, они не сговариваясь, нанесли разоблачительнице мощный удар, откинув её (то есть – меня) в новую реальность, после чего получили временную передышку и обрели способность думать.
Перво-наперво они увидали Тотошку, которому их заклятье оказалось нипочём и он по-прежнему скалил на старух острые клыки.
- Утопить его надо, девки, – озабоченно произнесла Настасья. – Беды он на нас навлечёт.
- Ещё чего! Утопить... – бабка Вера решительно встала на Тотошкину защиту. – Он больших денег стоит. Порода дорогая. Финка называется... иль не финка?..
Она взяла со стола кусок селёдки с налипшим к нему кольцом лука и поманила Тотошку:
- Финка, поди-ка сюда! Слышь? Хватит фырчать-то, ничего мы твоей хозяйке не сделаем.
Тотошка будто понял, скалиться перестал. Снизошёл до угощения и схрумкал луковое кольцо. Потом, подумав, съел и селёдку.
Подруги установили за мной слежку. Одна за другой их тени уходили на разведку в созданную реальность, где они оставили меня, возвращались, но вести, что бабки получали от своих разведчиков, всё больше ставили их в тупик.
- Кто ж она такая?
- Может звездочёт?
- Да какое там... как бы она смогла другие листы книги прочесть?
- Да-а-а... дела.
Старухи гадали, да рядили, пока Настасья не произнесла:
- А кого это убили?
Вопроса никто не понял, и раздражённые подруги потребовали объяснений.
- Что ты Настасья, правда, всё загадками говоришь, да ещё про убийства! Тут и так душа не на месте.
Бабка Настасья, не говоря ни слова, включила телевизор и нашла повтор вечерних новостей.
“...бизнесмен совершил тройное убийство: два подростка и супруга бизнесмена, были убиты в квартире элитного дома...”
Крупным планом показали фасад дома, кованую ограду. На секунду камера выхватила аншлаг, на котором чётко просматривался адрес: улица им. А.С.Пушкина, 13″
- Поняли?!
Вид у бабки Настасья был такой, словно она выиграла в лотерею.
Никто ничего не понял, и подруги потребовали объяснений.
- Дёрнулась она, – таинственно произнесла бабка Вера. – Прямо с лица позеленела, как про этого бизнесмена услыхала. С чего бы это?
Про интуицию бабки Настасьи ходили легенды, и подруги безропотно последовали на Пушкина, 13, узнать, какая связь между убийством трёх человек и бабки Вериной квартирантки Женьки.
На этом месте рассказа, я снова позеленела, торопливо хлебнула горячего чая, обожглась, поперхнулась и тётка Марья принялась колотить меня по спине, приговаривая успокаивающим тоном:
- Да ты не бойся, Женька. Мы твою куклу увели. Вон она в чулане сидит. Василий его охраняет.
Скотник Василий услышав своё имя, радостно осклабился и взял под козырёк.
- С нашим удовольствием. От меня не уйдёт.
- К-какая кукла?!
С обожженного нёба кусками слезала кожа. Я выплюнула комочек.
- Вася, покажь! – скомандовала бабка Вера
...Ох, уж лучше бы мне этого никогда не видеть! В маленьком чулане, заставленном вёдрами, банками, досками и ещё бог знает чем, сидел Борис Григорьевич. Или то, что от него осталось. Грязный, в рваной одежде. Волосы перепутаны, свисают на лоб мерзкими сосульками. Взгляд... да уж какой там взгляд. Так люди не смотрят. Бессмысленный, остекленевший. Ни радости, ни ненависти. Ничего. Кукла.
- Да ты не тушуйся, Женька! Чего его жалеть? Чай ты не ребёнок. Ну, сломалась кукла, сделаешь себе ещё!
- Ещё?!
Бабки переглянулись.
- Ты Женя, молодая ещё, – тётка Тамара похлопала меня по руке. – Эта кукла... она у тебя первая?
-Я не знаю! – от отчаяния мне реветь хотелось. Почему они называют Бориса Григорьевича куклой? Чего от меня хотят?
В разговор неожиданно вмешался скотник Василий.
- Хватит вам, бабы, девку-то мучить. Не учёная она. Ей объяснить надо по-человечески.
Он больше не улыбался и не называл меня дочкой. Смотрел серьёзно и глаза у него были трезвые, так, будто и не пил никогда горькую дядька Василий.
- Вишь, вы старые душой очерствели. Для вас кукла будто и не человек.
- Да какой же это человек?! У куклы души нет!
- Верно, нет. Да только куклы о том не знают. И страдают по человечески. И любят.
- Перестань! – тётка Марья поморщилась, будто услышала глупость. – Никого они не способны любить. Ни детей своих, ни близких. Для них одна страсть – тот, кто их к жизни вызвал. И тут уж они не знают не удержу ни чести, на всё пойдут, лишь бы угодить своему хозяину. Ты, Женька, на кой шут, это куклу к жизни вызывала? Чтобы тех двоих убить? Чем они помешали-то тебе?
- Они... – в горле пересохло, и я едва выговорила первое слово. – Они напали на меня. Хотели убить.
- Во-она что?! Тогда понятно. Не понятно только, как ты в том доме оказалась.
- У меня там... друг живёт.
- Друг? Хахаль что ли?
- Хахаль.
Бабки понимающе покивали.
- Только ты, Женька напрасно куклу чинить взялась. Неблагодарное это дело. Оттого бабёнка-то его и пострадала.
- Я уже поняла.
К тому времени я действительно уже многое понимала. И то, что бабки знают про ангелов куда больше чем я. И то, что их не удивляла и не огорчала моя способность сознательно вызывать к жизни ангелов. Кукол.
- Я поняла, – повторила я. – Только как вы его освободили? Его ж арестовали. Вроде бы...
Тётка Марья презрительно хмыкнула.
- Куклу увести из-под стражи – это дело плёвое. Да только, мы тогда скотину твою потеряли, помните, девки?
При слове “скотина”, Тотошка приоткрыл веки, но, видно решил не обращать внимания на болтовню деревенских старух и снова задремал, изредка нервно подрагивая хвостом.
- Точно, он возле того дома и остался, – подтвердила бабка Вера. – Ну, так мы его кликать не стали. Время поджимало.
- А зачем? Зачем вы сюда его привели? Бориса... Григорьевича?
- Как зачем?! – удивились старухи. – Да сломанная кукла только и годна, что тварей из Бездны на куски рвать. Расскажи-ка Маша, про давешнюю стычку!
- Да что тут говорить? – скромно потупилась тётка Марья. – Мы в Грязновку прибыли к полудню, а здесь уж такой бедлам сразу поняли – быть беде!
- А я предупреждал, – вставил скотник Василий. – Говорил, что Бездна гудит.
Словно подтверждая его слова, за окном ухнуло, и раздался далёкий гул.