- Ты чего творишь-то, Женька?! – испуганно забормотал дядька Василий. – Ты не думай про них, оставь! Не то...
Бабка Вера зыркнула на нас из-под низко надвинутого платка и ахнула.
- Женька! Чтоб тебя!!! Они ж увидят думки твои, нас заметят...
И они заметили.
Один из постземов тревожно завыл, показывая растопыренной пятернёй на летящую прямо на них чёрную тучу. Остальные тревожно закрутили башками, втягивая носом воздух и все, как один подобрались, разом поворачивая ощеренные морды в нашу сторону.
- Ну, всё!.. обречённо пробормотал дядька Василий. – Говорил я вам, девки, беречься надо...
Один из постземов коротко взвыл и из тёмного леса ему ответили мрачным и свирепым воем.
Словно получившие приказ, постземы прытью понеслись в нашу сторону, а от тёмной кромки леса отделились и направились им на подмогу бесшумные серые тени.
- Наволы! Ох, беда! Бей их, Женька! Всё одно – сдохнем!
С этими словами бабка тяжело опрокинулась наземь, и из-за сугроба вздымая тучи белого снега, на постземов кинулся огромный чёрный волк. Первый же постзем был опрокинут на спину и волк одним движением оскаленной пасти вырвал ему горло. Остальные кинулись на волка с четырёх сторон и несдобровать бы ему, но на помощь оборотню пришёл бесстрашный Тотошка. С воем он вцепился в глаз одного из постземов и не успел тот махнуть когтистой лапой, как лемантийский дракон перекинулся на голову следующего постзема, повторяя тот же трюк. Замешательство среди врагов, дало волку лишние секунды, и вот он уже рванул клок тёмной шерсти из бедра одного из постземов и сцепился с другим в смертельной схватке, обагряя снег следами алой крови: вражеской и своей.
Мы с дядькой Василием не были так быстры.
Не успели мы добежать до места схватки, как серые тени выросли на нашем пути. Вблизи они оказались ничем иным, как обычными людьми, но быстрота их движений и пустота взгляда наводила ужас.
Дядька Василий внезапно остановился и рухнул на колени, воздевая руки к небу.
- Наволы! Наволы! А-а-а-а-а-а!!!!
Больше он ничего произнести не мог. И сделать не мог тоже, только бессмысленно кривил рот в страшном крике.
- Дядька Василий, встань! Дядь Вась!..
Тело моего отчима обмякло и повалилось набок, будто лишённое костей.
Наволы тихо заурчали и окружили нас, двигаясь в бесшумном танце не касаясь ногами белого снега. В голове моей зашумело, заговорило, забормотало тысячью голосов, путая мысли и замедляя движение. Ещё мгновение, и я готова была встать на колени рядом со скотником Василием и кричать, лишь бы не слышать этот устрашающий хор, но звуки внезапно оборвались.
Разрывая тесный круг, к нам прорвался Борис Григорьевич – кукла, о которой мы забыли в первые же секунды сражения.
Он поднял безжизненную голову дядьки Василия и заревел, запрокидывая голову назад. Наволы насторожились и остановили свой смертельный танец. Борис Григорьевич бросился на самого ближнего из них, руки его прорвали пустоту и он упал лицом в снег. Наволы заурчали, заухали, подвывая и перекатывая невесомые тела, и облепили тело упавшего Бориса Григорьевича, словно деловитые мухи, нашедшие лакомый кусок.
Борис Григорьевич дёрнулся. Его лицо смутно виднелось сквозь серые тени.
Вмешательство Бориса Григорьевича позволило мне стряхнуть с себя наваждение, навеянное голосами наволов, и я поспешила на помощь своему ангелу. Кем бы он ни стал, и что не совершил – сейчас ангел воевал и погибал на нашей стороне и не дело бросать несчастного Бориса Григорьевича на расправу безжалостным наволам.
Моя попытка атаковать наволов, так же, как и попытка Бориса Григорьевича закончилась неудачей. Две или три из серых теней, привлечённые моим появлением отделились от неподвижного тела ангела и обратили своё внимание на меня. И снова голову мою взорвал шум тысячи голосов. Но теперь я к этому была готова. Плевать мне на голоса! Снежный покров вздыбился под моими ногами и заплясал миллионами снежинок. Снег сложился причудливыми узорами, и многочисленная армия снежных солдат поднялась, оголяя замёрзшую землю. Солдаты схватились с наволами, двигая во все стороны белыми руками и бросая комья снега в серые тени. Наволы заверещали, заухали, но мои солдаты не слышали их. Им происки наволов были нипочём. Но и наволам снежная армия не наносила существенного ущерба. Серые тени скрутились вперемежку с белыми телами, и битва эта могла затянуться до бесконечности, если бы снова не вмешался ангел. Он поднял голову и оттолкнул (именно – оттолкнул!) одного из наволов, слишком близко стоявшего на его пути. Я удивилась и, готова поклясться, что и навол удивился тоже. Борис Григорьевич поднялся и цепко схватил навола за горло: серая тень беспомощно дёрнулась, и навол рухнул на снег, осыпаясь серым пеплом. Следующий навол попал в руки ангела, и его постигла та же участь. В эту секунду я могла поклясться, что на руках Бориса Григорьевича звякнули цепи. Неужели кукла ожила?! Что могло послужить его пробуждению?! Ещё три навола превратились в пепел, пока остальные не заметили потерю своих бойцов.
Страшно завывая и отбиваясь от наседавших снеговиков, наволы снова окружили Бориса Григорьевича, закрывая его серым тенями, и тогда я снова почувствовала слепую ярость.
Тяжёлая туча-думка отделилась от моей головы и, вытягиваясь в тугую струю, похожую на чёрный шланг стремительно понеслась в сторону наволов. Мои руки не могли причинить призрачным наволам никакого вреда, но моя ненависть – могла.
Из чёрного шланга вырвался стоп белого огня и опалил наволов, заставляя их корчиться от палящей струи. Некоторые из наволов пытались бежать, но, как не были быстры наволы, огонь настигал их и серые тени пали один за другим. Скоро всё было кончено.
Снежная армия рассыпалась по полю белым покровом, словно её и не бывало. Снег накрыл дядьку Василия, ангела... Я торопливо разгребла ладонями снег возле отчима.
- Ох, дочка! – дядька Василий встал, покачиваясь и вытирая покрасневшие глаза. – Что с Верой?
Поодаль лежали трупы постземов, один из которых кровожадно рвал на части чёрный волк. Тотошка трусил к нам неровно, заметно прихрамывая. На его морде темнели пятна крови.
- Баб Вер!
Словно опомнившись, волк поднял морду и посмотрел на нас осмысленно и настороженно. От этого взгляда мне стало не по себе.
- Вера! – слабо крикнул дядь Василий. – Будет тебе! Остановись...
Волк нагнулся, намереваясь прыгнуть в нашу сторону, и я невольно шагнула назад. Мускулистый зверь взвился в воздух, и на колени тяжело рухнула бабка Вера, оглашая пустынное поле жалобным стоном.
- Ох, грехи наши тяжкие! Да рази ж можно так-то надо мной измываться в мои-то годы!.. Ох, пресвятая богородица... Женька, сумка моя где?! Давление бы померить надо...
Пока бабка причитала и ощупывала своё изрядно помятое тело, я откинула снег от лица Бориса Григорьевича. Ангел был мёртв. Окончательно и бесповоротно. Снова он спас мою жизнь и на этот раз не было силы, чтобы его поднять. Хотя оно и к лучшему. Я вспомнила тот эффект, что произошёл от его оживления, и порылась мелкой дрожью.
- Это верно,- старый леший грустно кивал головой, соглашаясь с моими невысказанными мыслями. – Каждому свой срок. Чего делать с ним будем, дочка?
- Похороним, – я шмыгнула носом. – Надо лопату найти.
- Очумели? – бабка Вера наш план не одобрила. – Сейчас каждая минута на счету, а они куклу взялись хоронить. Брось его, Женька! Нехай себе в поле гниёт, чай не божья душа!
- Похороним, – я упрямо сдвинула брови. Других слов я не находила.
Меж тем тёмное небо посерело, и на востоке показалась бледная полоска света.
От околицы отделились и направились к нам две фигурки: одна из них сгибалась под тяжестью рюкзака.
- Маша с Тамарой поспешают. Не дождались рассвета, – с неудовольствием проворчала бабка Вера, но было видно, что появление подруг ей приятно.
- Как там Настасья? – крикнула бабка Вера, едва подмога вступила в зону слышимости.