Небо опустилось и надавило на мою голову. Серая ртуть обволакивала, давила, оглушала, не позволяя мышцам шевельнуться. Я сглотнула слюну и втянула носом воздух. Воздуха не было. То, что окружало меня, не давало моим лёгким ни одного глотка. В глазах запрыгали цветные точки и чёрточки, руки потянулись к горлу. Из пересохшего рта вырвался хрип. И тогда я откинула тень.
Разорвала её на тысячу мелких копий и пустила в серую мглу, пробивая в свинцово-ртутном покрывале тысячу мелких дыр. Мгла дрогнула. Я подняла вверх дрожащие от напряжения ладони, и мои тени вернулись в них, принося с собой струйки свежего воздуха. Тысяча глотков. Снова острые стрелы взметнулись вверх и с ними в мглистую, кисельно-плотную массу поднялась и я. Точно, уверенно, так, как когда-то пронзала своим плечом синие просторы Материнского мира. Но сейчас вместо ласковых ладоней молодой вселенной меня окружали враги. Наволы. Их было не десяток, не сотня, тысячи серых призрачных тел, метались и переплетались в небесной выси, заглушая гулом стонущих голосов всякий звук, парализуя всякое движение. И все они ринулись на меня.
На этот раз моя ненависть не успела сформироваться. Слишком неожиданным и многочисленным было нашествие наволов. Первое время мне удавалось уходить от их парализующих звуков. Я летела над верхушками старых сосен, ныряла в туман облаков, пикировала вниз, заставляя своих врагов, сталкиваться между собой, сбивая стройный хор их смертельных голосов. Закружившись спиралью вокруг одинокого горного хребта, вздымающего свою вершину высоко над кронами самых высоких сосен, я со злорадной радостью увидела, что некоторые наволы попали под напор своего же собственного оружия и застыли обездвиженные, беспомощно суча призрачными конечностями, но также я увидела далеко внизу неподвижное тело старого лешего. Он лежал, уткнувшись лицом вниз в серый и влажный снег, и кучка наволов суетливо разрывала на части его беспомощное тело. И тогда во мне проснулась долгожданная злость.
Чёрные тучи ворвались в серую, копошащуюся массу. Белый огонь полыхнул по ненавистным наволам и всё смешалось в глазах моих. Зелёные ветви вековых сосен хлестали меня по лицу. Ветер срывал одежду с моих плеч, белый огонь обжигал руки. Но наволы падали. Скручивались их обугленные тела, вспыхивали и разлетались серым пеплом. Воздуха не хватало и снова на помощь мне приходили стрелы-тени. Глоток, ещё глоток. Проклятые наволы! Чёрные тучи переплетались с серыми тенями. Один неудачный манёвр и мои волосы вспыхнули, опалённые собственным же пламенем. Я взвыла от боли. Наволы закружили, заплясали, запели победные песни, но их ждал новый взрыв белого огня.
Загорелись кроны сосен, и каждая искра от горевших деревьев-великанов была смертельной для наволов. Ряды их редели. Небо уже не было непроглядно-серым. Гул голосов не парализовал мозг, но лишь замедлял движение.
Наволы спрятались среди сосен. Я спустилась вниз.
Серые тени мелькали от ствола к стволу, и я точными ударами посылала по ним белый, смертельный огонь. Стало легче дышать. Грудь наполнилась воздухам, голове вернулась ясность, и ко мне вернулся Тотошка. Верный дружок злобно взвыл и принялся нападать на одиноких наволов. Его клыки не приносили им вреда, но он точно находил местоположение каждого навола и тогда его настигал белый огонь.
- Дави их, Тотошка, бей!
От моего тела пахло горелым мясом.
Возле избушки лешего послышались громкие крики, и мы с Тотошкой устремились туда.
Солнечный луч едва не сбил меня с ног. Тётка Тамара бросалась солнечными ядрами, как автомат, разбрасывает выстрелы.
- Это я! Осторожно! – мой голос был едва различим в свирепом вое схватки, но старухи заметили моё присутствие и воодушевились.
Поляна перед избушкой была заполнена постземами, наволами и подобным им тварям, названия которым я не знала.
Чёрный волк валял по снегу предмет, больше всего напоминавший рваное одеяло. Ещё два таких же “одеяла” пикировали сверху, и громадные сосны сплющились от их приземления, как песочные куличи.
Тётка Тамара брызнула в их сторону шрапнель солнечных искр и одно “одеяло” полыхнуло весёлым пламенем. Другое заколыхалось и растянувшись во все четыре стороны накрыло своим полотном дерущихся, в том числе и тётку Тамару. Я не успела ничего сделать и ждала, что тётке пришёл конец – она погибнет под прессом “летающего одеяла”, но под его полотнище бесстрашно юркнула тётка Марья и “одеяло”, рассыпалось, расползлось на сотню беспомощных кусков. Тётка Марья, как ни в чём не бывало, подмигнула мне, а солнечный воин тётка Тамара, будто и не заметила, что едва избежала неминуемой гибели.
Справиться с наволами для меня уже было детской задачей, да и осталось их немного, а в небольшом количестве сила их была невелика. Но вот постземы... этих было больше чем сосен в лесу. Сила моей ненависти и белый огонь лишь опаляли их, с каждым приходилось сражаться врукопашную.
Бок о бок со мной сражался Тотошка и чёрный волк. Мы – сила, которая справлялась с постземами лучше всего. Тётки: Тамара и Марья боролись с “летающими одеялами”, низкорослыми существами, похожими на кабанов, но обезьяньими лицами, огромными комарами без крыльев, но с жалами, словно шпаги. И их было много. Их всех было так бесконечно много, что казалось, наш бой не закончиться никогда.
Я запретила себе думать об усталости. Мои руки рубили направо и налево. Пальцы кололи глаза, вырывали глотки. Глаза мои, залитые чужой кровью и собственным потом плохо видели и я промахивалась. И тогда яростные когти рвали мою кожу. Боли я не чувствовала. Один постзем так рубанул огромной лапой по моему плечу, что правая рука повисла плетью. Может он её оторвал? Не было времени посмотреть. За соснами послышались новые крики. Тотошка где-то выл высоко над головой, громко и яростно и в его голосе слышалась боль.
Тёмная туша навалилась на меня, огромные клыки лязгнули возле самого горла, но не успели они сомкнуться, как тело постзема обмякло и придавило меня к земле.
- Вставай! – голос тётки Тамары был хриплым. – Сражайся!
Убитый ею постзем корчился на залитом кровью снегу. Предсмертные судороги ещё не отпустили его.
Тётки Тамары нигде не было видно. Тотошка тоже пропал. Погиб?
Солнце скрылось за тучи, и посыпал мелкий, противный снег. Тётка Тамара беспомощно взглянула на меня. С исчезновением солнца её силы иссякли.
Я стрелой пронеслась сквозь верхушки сосен и вскинула здоровую руку, разгоняя тучи в сторону. Получалось плохо. Силы оставляли меня, но я не сдавалась. Посылая проклятья переменчивой погоде, я заставила ветер собраться в кулак и ударить по набежавшим тучам, разгоняя их в стороны. Солнце безмятежно засияло на небосводе, что ему до жизни и смерти обитателей далёкой Земли! Я понеслась вниз на помощь тётке Тамаре и в сиянии солнечного дня заметила ещё одну стычку по другую сторону лесной избушки. Кто там сражается? Волк-оборотень? Мой друг Тотошка?
Некогда было разглядывать, дела тётки Тамары были совсем плохи. Два постзема держали её за руки, не позволяя поймать солнечный луч, а третий приготовился с разбегу всадить острую пику ей в грудь.
Я приземлилась точно на голову метателя копья. Сжала коленями его череп, и он хрустнул, как яичная скорлупа, разбрызгивая чёрную кровь и растекаясь белесой неприятной жидкостью. Мозги? Да какие к чёрту!.. Следующий удар пришёлся в живот тому, что держал тётку Тамару за правую руку. Спутанная связка внутренностей вывалилась на снег и задышала паром. Постзем смотрел на свой ливер, тупо вращая башкой, потом попытался собрать всё это и затолкать обратно в разорванный живот, и ему это почти удалось, только не помогло. За этим занятием он и умер. Со вторым постземом тётка Тамара расправилась сама: зарядила ему в лицо солнечной стрелой, и он упал с дырой в голове размером с хороший кулак. Знай наших!
Времени для ликования не было. Постземы ровным строем шагнули ко мне, скаля одинаковые морды. Сколько их? Восемь? Десять? Нет времени сосчитать. Удар – и оторванная голова катится по земле. Удар – и короткий хрип оповестил о новой смерти. Удар – и... в глазах моих потемнело, свет померк, и я рухнула на землю. Всё.