Выбрать главу

Эдвард Араб-Оглы

В ЛАБИРИНТЕ ПРОРОЧЕСТВ

Социальное прогнозирование и идеологическая борьба

БУМ ПРОГНОЗОВ: ФУТУРОЛОГИЯ И ИДЕОЛОГИЯ

С каждым годом становится все более очевидным, что научно-техническая революция нашего столетия ведет к глубоким и необратимым преобразованиям в обществе. Одним из ее социальных последствий является гигантское ускорение поступательного развития общества. В нашу эпоху на протяжении жизни одного поколения происходят такие социальные, экономические и политические изменения, которые в прошлом растягивались на долгие десятилетия и даже века. Неизмеримо возросла власть человека над природой и собственной судьбой. Теперь уже не нашим отдаленным потомкам, а ныне живущим на земле людям доведется не только пожинать плоды, но и расплачиваться за свою деятельность. Причем как вознаграждение, так и расплата окажутся прямо пропорциональны могуществу современного человека. В создавшихся условиях социальное предвидение, как никогда прежде, становится властным велением времени.

Чтобы быть уверенным в эффективности своего деятельности и достоверно знать о ее вероятных последствиях, необходимо предвидеть на все больший срок вперед. Метод импровизации решений по мере возникновения проблем становится все менее надежным. Возможные трудности, стечения обстоятельств должны быть предусмотрены заранее, и в случае необходимости соответствующие меры заготовлены заблаговременно. Действуя в текущем году, следует заглядывать в следующие пять лет; планируя на пять-десять лет, надо прогнозировать на десятилетия. Здесь напрашивается сравнение с автомобилем. Чем больше возрастает скорость, тем на большее расстояние приходится обозревать предстоящий путь: при движении со скоростью около десяти километров в час вполне достаточно видеть на несколько шагов прямо перед собой, когда же скорость достигает ста и более километров в час, то надо пристально держать в своем обзоре пространство на сотни метров вперед, в том числе и по обе стороны дороги, ибо даже незначительные препятствия, при неожиданности их, грозят катастрофическими последствиями.

Прошлое, настоящее, будущее… Кое-кому, быть может, настоящее кажется просто хрупкой, неуловимой, постоянно перемещающейся пленкой между подавляющей массой прошлого, находящегося вне нашей власти, и всецело предопределенным будущим. В действительности же объективные закономерности и тенденции, определяющие ход истории, отнюдь не проходят сквозь настоящее, как сквозь стекло, но фокусируются и преломляются в нем, как в гигантской линзе.

Настоящее — это своего рода плавильная печь, в которой из продуктов, предоставленных прошлым, отливается будущее. Впрочем, откуда взяться будущему, как не из прошлого! Эту мысль удачно выразил писатель Роберт Пен Уорен: «…если ты не можешь принять прошлого и его бремени, у тебя нет будущего, ибо без одного не бывает другого… только из прошлого ты можешь построить будущее».[1] Будущее не прямолинейно и не однозначно, оно таит в себе много возможностей, хотя и с разной долей вероятности. Как известно, в истории человечества происходили далеко не одни лишь наиболее вероятные события и явления. Именно от конкретной социальной деятельности людей зависит, какие из реальных возможностей предстоящего развития воплотятся в действительность. В этом смысле будущее будущего — это настоящее.

Появление обширной футурологической литературы в 60-х годах нашего столетия для многих оказалось неожиданным и в определенном смысле даже парадоксальным явлением. Еще в 1957 году такой авторитетный на Западе социолог, как Реймон Арон, с апломбом провозгласил: «Мы слишком озабочены XX веком, чтобы спекулировать насчет XXI. Долговременные исторические предвидения вышли из моды».[2] Увы, на этот раз обычно дальновидный социолог оказался элементарно непредусмотрительным. Ирония истории, собственно говоря, в том и заключается, что необычайно возросший в последние годы интерес людей к долговременному предвидению объясняется именно их озабоченностью настоящим.

Вот почему социальное прогнозирование, вызванное к жизни настоятельными потребностями современной эпохи, призвано не только и даже не столько предвидеть некое уготованное человечеству будущее, сколько повлиять на сознание и поведение людей в настоящем, побудить их к определенной деятельности и тем самым реализовать одно из возможных будущих. Социальное предвидение, следовательно, становится ареной ожесточенной борьбы между силами общественного прогресса и реакции.

В то время как марксистское предвидение, теория научного коммунизма, вдохновляет трудящееся человечество на борьбу за лучшее будущее, за социальную справедливость, ставшую наконец достижимой, реакционные буржуазные идеологи обращаются к футурологии, чтобы завлечь людей в лабиринты своих пророчеств, помешать им осознать реальные перспективы и альтернативы нашего века, заставить примириться с будущим, уготованным для них государственно-монополистическим капитализмом. Критическому анализу этих футурологических концепций и посвящены данные очерки.[3]

Эпизодические экскурсы в непосредственное и отдаленное будущее, которые раньше на свой страх и риск предпринимали отдельные ученые, вроде Фрица Бааде и Роберта Юнгка, Джорджа Томсона и Артура Кларка, Гаррисона Брауна и Фреда Полака, сменились теперь организованными и систематическими исследованиями долговременных тенденций предстоящего развития общества. Еще несколько лет назад мало кто даже среди специалистов слышал термин «футурология», ныне же он не сходит со страниц печати. Комиссия 2000 года Американской академии искусств и наук, Гудзоновский институт, Институт по исследованию будущего, корпорации РЭНД и «Ресурсы для будущего» в Соединенных Штатах; Международная ассоциация фютюриблей, Международный центр перспективных исследований, «Группа 1985 года» во Франции; Западногерманское общество по проблемам будущего, институты изучения будущего в Западном Берлине, Мюнхене и Тюбингене; Комитет «следующих тридцати лет» и рабочая группа «Человечество 2000 года» в Англии; футурологические центры в Риме, Токио, Вене, Осло, Базеле, Амерсфорте — таков далеко не полный перечень наиболее влиятельных научных учреждений, занятых социальным прогнозированием в развитых капиталистических странах.

Футурологи обзавелись своими журналами («Фьючерист», «Анализ э превизьон», «2000») и рядом других периодических органов; социальному прогнозированию посвящаются специальные номера общественно-политических и академических изданий — «Дедалус», «Паблик интерест», «Курсбух» и другие. Футурология ныне претендует на роль не просто еще одной специальной отрасли знания, но своего рода общественного движения, о чем, в частности, свидетельствуют две международные конференции, проведенные в Осло (1967 г.) и Киото (1970 г.) и завершившиеся учреждением международной футурологической организации и международного Дома футурологов в Париже. В сентябре 1972 года в Бухаресте состоялась III международная конференция по социальному прогнозированию.

Повальное увлечение футурологией на капиталистическом Западе — это отнюдь не преходящая мода, а весьма специфическое социальное явление, вызванное к жизни серьезной озабоченностью перспективами общественного развития в нашу эпоху как со стороны господствующих классов, так и среди широких слоев населения. Создавая различные научные центры и печатные органы, посвященные социальному прогнозированию, государственно-монополистический капитал руководствуется при этом отнюдь не праздным любопытством, а в первую очередь намерением удержать под своим контролем стремительный ход событий. Именно этими соображениями была продиктована и работа Комиссии 2000 года Американской академии искусств и наук. «Все больше людей хотят, чтобы с ними считались, и настаивают на том, чтобы высказать мнение о своем будущем. Это может полностью опрокинуть все наши предсказания, ибо эти люди скорее предпочтут то, чего желают они, чем то, чего могут пожелать все технологи и ученые»,[4] — заявил в ходе заседаний один из членов комиссии, Леонард Дж. Дьюл.

Современное общество в отличие от традиционного, от докапиталистических формаций, идеологически ориентировано в будущее. Если ранее социальные системы и институты обычно искали свое обоснование в прошлом, в традициях, освященных временем, то сейчас в поисках смысла своего существования они обращаются к социальному идеалу, осуществимому в предстоящем будущем. Перефразируя знаменитое изречение Клаузевица о войне как продолжении политики другими средствами, один из пионеров футурологии на Западе, голландский социолог Фред Л. Полак, весьма выразительно подчеркнул, что прогнозирование — это тоже политика, только осуществляемая другими средствами. Социальное прогнозирование, конечно, не сводится к тому, чтобы служить оружием в идеологической борьбе. Оно включает в себя теоретическую и практическую функцию, как и всякая наука, а также сопутствующие ей методологию и технику. Однако именно идеологическое назначение социального прогнозирования особенно привлекает к нему надежды реакционной буржуазии, стремящейся противопоставить свои футурологические концепции теории научного коммунизма. По аналогии с печально знаменитой интерпретацией истории как политики, опрокинутой в прошлое, они рассматривают футурологию как политику, опрокинутую в будущее. Их цель не в том, чтобы предвидеть будущее, а в том, чтобы повлиять на настоящее. Этого не скрывают сами футурологи. Уже на первых страницах своей книги «Год 2000-й» Кан и Винер откровенно пишут: «Как бы то ни было, подобные исследования, даже если они успешны лишь отчасти, снабжают нас занимательным чтивом, побуждают к познанию и стимулируют беседу, способствуя тем самым расширению кругозора и поощряя творческие способности, — все это польза, которой не следует пренебрегать. Важнее, однако, что эти исследования могут воздействовать на коренные убеждения, представления и предпочтения. А самое важное, вероятно, по крайней мере для нас в Гудзоновском институте, — это то, что долгосрочные прогнозы представляют контекст для разработки 5—10-летних прогнозов, которые могут повлиять и влияют на политические решения».[5] Еще более определенно и недвусмысленно высказался на этот счет профессор Стэнфордского университета Доналд Данн: «Наиболее полезна не та футурология, которая отвечает на вопрос: „Что будет?“, а та, которая отвечает на вопрос: „Что мы хотим, чтобы случилось?“» И, не оставляя никаких сомнений на этот счет, он заключает: «Иными словами, футурология приобретает особое значение, когда она озабочена не будущим, а тем, что мы намерены делать сейчас. Самое интересное в футурологии — это, как оказывается, политическая деятельность».[6]

вернуться

1

Р. П. Уорен, Вся королевская рать. М., 1968, стр. 533.

вернуться

2

R. Arоn, La société industrielle et la guerre, Paris, 1959, p. 3.

вернуться

3

За последнее время появился ряд работ, посвященных критике буржуазных концепций о будущем общества, в том числе книги «Будущее человеческого общества» под редакцией Е. Д. Модржинской и Ц. А. Степаняна. М., 1971; И. В. Бестужев-Лада, Окно в будущее. М., 1970; Ю. П. Ожегов, Проблема предвидения в современной буржуазной идеологии. Новосибирск.

вернуться

4

См.: «Daedalus» (Toward the Year 2000: Work in Progress), Summer, 1967, p. 662.

вернуться

5

Н. Kahn and Α. J. Wiener, The Year 2000; A Framework For Spéculation on the Next Thirty-three Years, New York, 1967, p. 1.

вернуться

6

«Observer», 10 January, 1971, p. 21.