— Я хотел бы попросить вас, господин полковник, освободить щель, — проговорил он.
— Это у вас не пройдет, — кричал Сименон по ту сторону двери. — Сейчас же откройте, иначе буду стрелять.
— Пока ваши нога и рука здесь, я не могу откинуть цепочку.
После некоторого промедления нога и пистолет исчезли. Томас открыл дверь. В следующее мгновение он почувство вал ствол пистолета у своего живота, и героический полковник появился перед ним. Кончики его усов торчали, как пики, благородная голова с римским носом была гордо откинута назад. Томас подумал, глядя на него: «Бедняга, он так и не наладил свои денежные дела, все тот же старый поношенный костюм», — и вслух произнес:
— Какая радость, господин полковник. Как поживаете? Что поделывает наша прекрасная Мими?
Не разжимая губ от презрения, полковник процедил:
— Ваша игра окончена, грязный предатель!
— Если вам не доставит большого труда, прижмите пистолет, пожалуйста, в какое-либо другое место, в грудь, например. Я, видите ли, только что отужинал.
— Через тридцать минут у вас вообще не будет никаких ощущений, свинья, — ответил взбешенный Сименон.
Второй человек вошел в квартиру. Большого роста, элегантный, с седыми усами и умными глазами. Воротник пальто поднят, руки в карманах, во рту сигарета — Мориц Дебре.
— Добрый вечер, — поприветствовал его Томас. — Я предполагал, что вы где-то поблизости, когда Шанталь назвала мне мелодию. Как поживаете, майор?
Дебре не ответил и кивнул на дверь. Сименон прошептал:
— Полковник Дебре, а не майор.
В это мгновение раздался дикий крик, заставивший всех обернуться. Напружинившись, как кошка перед прыжком, в передней появилась Шанталь, сжимая в руке малайский кинжал. В ярости она кричала: «Вон, или я убью вас обоих. Не трогайте Жана!» Сименон испуганно отступил назад. Томас, глядя на него, подумал: «Время научило его. Он уже не такой идиотский герой, какой был при захвате немцами Парижа» — и громко сказал:
— Оставь, Шанталь. Ты же сама обещала предать меня.
Она стала еще яростнее, голос ее звучал жестко:
— Мне наплевать на это обещание. Я вела себя как дура, но сейчас я хочу все исправить.
— Знаком ли тебе сырой подвал с крысами? Они запрячут тебя туда, глупая лгунья.
— Мне все равно. Я еще ни разу не предавала человека. Спрячься за меня, Жан, и беги в спальню.
Она подошла вплотную к Томасу. Томас ударил ее, применив прием каратэ. Шанталь вскрикнула от боли и упала. Кинжал вылетел из ее рук и вонзился в дверь. Томас взял свое пальто и шляпу, вытащил кинжал из доски и передал его Дебре.
— Вы можете понять, как больно мне ударить женщину. Но в этом случае я не мог поступить иначе. Пойдемте, господа.
Дебре согласно кивнул головой. Сименон, пропустив Томаса вперед, пошел за ним.
Шанталь, как зверь, запертый в клетке, осталась одна. От ярости ее начало трясти, она бессильно упала на ковер и стала кричать. Наконец, она поднялась и поплелась в комнату. Пластинка доиграла, и игла ритмично пощелкивала в бороздках. Шанталь схватила граммофон и швырнула его об стену.
В эту самую страшную ночь своей жизни она не сомкнула глаз. Шанталь ворочалась с боку на бок беспокойно, с раненой совестью и сомнениями. Она предала возлюбленного и виновна в его смерти, так как была убеждена, что Сименон и Дебре убьют Томаса. В утренних сумерках Шанталь впала в забытье. Разбудил ее сильный мужской голос, напевавший мелодию «Я страстно люблю тебя», сильно фальшивя при этом. С тяжелой головой и телом, налитым свинцом, она поднялась. «Сошла с ума, я сошла с ума, — думала Шанталь. — Я слышу его голос, голос мертвого, о Боже, я потеряла разум. Жан! — закричала она. Никакого ответа. Она выскочила из спальни. — Вон, вон из этого дома!»
Дверь в ванную была открыта. В ней мылся Томас.
— Жан!
— Доброе утро, бестия, — ответил Томас. Почти падая, она подошла к нему:
— Как, что ты делаешь здесь?
— Пытаюсь намылить спину. Может быть, ты будешь любезна и поможешь мне это сделать?
— Но… Я не понимаю, что ты хочешь сказать? Они ведь тебя застрелили. Ты мертв.
— Если бы я был мертвым, я бы не пытался намылить себе спину, что за бессмыслицу ты несешь.
Он дал ей мыло.
— Расскажи мне немедленно, что случилось? Угрожающе тихо Томас ответил:
— Положи мыло на место. После этого ты получишь порку. Видит Бог, до сих пор я не бил ни одну женщину. Но с тобой я нарушу мои святые принципы. Мой мне спину, пока я окончательно не рассвирепел.
Шанталь с восхищением рассматривала его.
— Понемногу я понимаю, как надо с тобой обращаться, — проговорил Томас, улыбаясь.
— Что произошло, Жан? — спросила она тихо. — Расскажи мне.
— Надо говорить: «Расскажи, пожалуйста».
— Пожалуйста, Жан, пожалуйста!
— Уже звучит лучше. Потри выше, левее, сильнее. Итак, после того как эти двое увели меня, мы поехали…
Сименон и Дебре повезли Томаса в гавань. Ледяной ветер продувал насквозь узкие переулки старых кварталов Марселя. На улицах не было ни души. Дебре вел машину. Сименон занял место рядом с Томасом, держа пистолет в руке. Все молчали. У «Санитарного инспектора» Дебре повернул направо к Тулузскому спуску и проехал мимо собора Святого Бенедикта в направлении площади Джульетты. Черную, застывшую в темноте громаду рынка он объехал по бульвару де Дюнкерк. «Форд» пересек железнодорожные рельсы и остановился у мола «А». «Выходи!» — скомандовал Сименон. Томас не спеша вылез из салона автомашины. Его охватил осенний снежный шторм. Пахло рыбой. Редкие фонари раскачивались на ветру. Раздалась сирена корабля. В руках у Дебре был пистолет. Он махнул им. Томас двинулся в указанном направлении. Темная вода поблескивала в лучах луны, на небольших волнах отсвечивали пенные гребешки. Позади себя Томас слышал шаги полковников. «Хоть бы они не споткнулись, ведь пальцы у них на спусковых крючках. В таких случаях может легко произойти непоправимое». Трое все дальше удалялись по молу в сторону моря. «Кто здесь упадет в воду, очень долго останется необнаруженным», — пронеслось в голове Томаса. «Стоять!» — скомандовал Сименон. Томас остановился. «Кругом», — услышал Томас голос Дебре и повернулся лицом к французам. На башне кафедрального собора Марселя пробили часы. В это мгновение заговорил Сименон. «Уже без четверти одиннадцать, шеф. Мы должны спешить. В одиннадцать нас ждет мадам». Томас перевел дыхание, на его лице вновь появилась улыбка облегчения, и он деликатно закашлял, когда услышал голос одного полковника, обозвавшего другого полковника круглым идиотом.
— Не злитесь на него, он хотел, как лучше, — обратился Томас к Дебре. — Сименон однажды поставил меня в крайне тяжелое положение перед одним немецким обер—лейтенантом. И все же он отличный парень. — При этих словах Томас похлопал пораженного Сименона по плечу. Дебре спрятал свой пистолет и отвернулся, чтобы скрыть улыбку.
— Кроме того, господа, я сразу понял, что вы хотите меня сильно запугать и таким образом заставить меня снова работать на вас.
— Как вы пришли к этой мысли? — удивился Сименон.
— Когда я услышал песню в исполнении Жозефины Беккер, я понял, что месье Дебре участвует в этом деле. И сказал себе: если майор Дебре, извините, полковник, примите поздравления с повышением в чине, прибыл из Касабланки, то вовсе не затем, чтобы присутствовать при моем печальном конце. Верно?
Дебре повернулся к нему и, кивнув головой, сказал:
— Да, трижды проклятый немец.
Не пора ли нам оставить это негостеприимное место? Здешний запах раздражает меня, — продолжал Томас — Кроме того, мы не можем заставлять ждать женщину. А мне хотелось бы еще заехать на вокзал.
— Что вам еще надо? — спросил Сименон.
— Там ночью работает цветочный магазин, и я хочу купить для мадам орхидеи.
Жозефина Беккер показалась Томасу прекраснее, чем раньше. Она приняла его в своих апартаментах в гостинице «Принц Орлеанский», расположенной на главной улице Марселя. Черно-синие волосы были уложены на ее голове короной, в ушах висели огромные белые серьги. Темная кожа блестела, как бархат. Целуя мадам руку, Томас обратил внимание на большое бриллиантовое кольцо в форме розы. Поблагодарив за орхидеи, она предложила Томасу сесть к столу и обратилась к Дебре: