«15 часов 30 минут. Вокзал Сан-Харле», — сказал Томас час спустя в библиотеке большой старинной квартиры на бульваре Ла Гардия. Квартира принадлежала некоему Жаку Кусто, который много лет спустя прославился как исследователь моря и автор книги и одноименного фильма «Мир безмолвия». В 1940 году этот майор морской артиллерии был важным человеком во вновь созданной французской разведке. Кусто сидел в кресле у книжной полки и курил трубку. Рядом с ним сидел полковник Сименон. Его видавший виды темный костюм блестел на локтях и коленях. Когда он закидывал ногу на ногу, на подошве ботинок виднелись дыры.
Элегантный, лощеный Томас Ливен держал небольшой чемоданчик, в котором он отнес Берго 7 слитков золота, а сейчас там находилось 2 520 000 франков. — Учтите, — сказал Томас, — поезд по расписанию стоит восемь минут.
— Учтем, месье Хунебелле, — ответил Кусто. Сименон, покручивая свои усики, осведомился с горящими глазами:
— Вы думаете, что Лессе будет иметь при себе большие ценности?
— По сообщению Берго, — огромное количество валюты, золота и другое, все, что он скупил на юге. Если бы у него было мало, он не ехал бы в Париж. Берго принесет ему мои «золотые» слитки. Я думаю, что лучше всего их арестовать в момент передачи.
— Все будет организовано. Мы дадим указания нашим друзьям из полиции.
— А как вы достанете списки? — поинтересовался Сименон.
Улыбаясь, Томас ответил:
— Не ломайте себе голову. Впрочем, вы можете мне помочь. Мне нужны три человека в униформе отеля «Бристоль».
Сименон закрыл рот и глаза. Он думал. Однако прежде, чем он что-то сказал, заговорил Кусто:
— Это организуем. «Бристоль» сдает в стирку и чистку вещи в прачечную Соломона. Директор прачечной наш человек.
«Отлично», — подумал Томас. Он смотрел на худого полковника, на Кусто, потягивающего свою трубку, на свой чемоданчик. И тогда Томас предпринял нечто, доказывавшее, что он остался человеком с добрым сердцем в этом бессердечном мире, в который кинула его печальная судьба…
Когда Томас покинул дом на бульваре Ла Гардия, было уже темно. В одной из ниш в стене дома он заметил тень. Томас свернул за угол и остановился. Человек, следовавший за ним, наткнулся на Томаса. «Ох, пардон», — извинился он, вежливо снимая старую затасканную шляпу. Томас узнал в нем одного из людей Шанталь. Дома на Рю Шевалье Шанталь встретила Томаса бесчисленными поцелуями и страстными объятиями. Она все приготовила к его приходу, горели свечи, во льду охлаждалось шампанское.
— Наконец, дорогой, как я скучала по тебе.
— Я был… у твоего полковника.
— Знаю, мне Бастиан рассказал.
— А где Бастиан?
— У него внезапно заболела мать, и он вынужден был срочно выехать к ней. Вернется завтра.
— Завтра, — повторил Томас и открыл свой чемодан чик, который был все еще полон денег. Шанталь радостно свистнула.
— Рановато свистишь, дорогая, — сказал Томас, — здесь не хватает пятисот тысяч франков, я подарил их Кусто и Сименону. Люди нуждаются. Я отдал им свою долю, остальные принадлежат тебе и твоим помощникам.
Шанталь поцеловала его в кончик носа. Она удивительно быстро сменила легкую подозрительность на любовь.
— Мой джентльмен, мой дорогой.
Томас перебил ее излияния:
— Скажи-ка, ты зачем послала за мной наблюдать?
— Наблюдать? Я? За тобой? — Ее кошачьи глаза расширились. — Дорогой, что за бред ты несешь?
— Один из твоих людей наткнулся прямо на меня.
— О, чистейшая случайность. Боже, почему ты такой подозрительный? Что я еще должна делать, чтобы ты поверил в мою горячую любовь?
— Просто сказать однажды хоть раз правду, лгунья, но я знаю, что это совершенно невыполнимое желание.
Парижский экспресс прибыл на третий путь вокзала Сан-Харле точно в 15 часов 30 мин. Из открытого окна вагона первого класса выглядывал Пауль де Лессе, отыскивая глазами своего компаньона. Они увиделись и приветственно подняли руки. Берго поспешил к нему. Однако прежде чем из экспресса смог выйти хотя бы один пассажир, около вагонов появилось более 30 полицейских. Они натянули вдоль состава канаты с обеих сторон. Таким образом, ни одна дверь вагона не могла открыться без их ведома. Комиссар подошел к Берго, побелевшему, как мел, и арестовал его по подозрению в контрабанде золота и валюты. Чемоданчик с семью слитками золота Берго держал в руке. Два других чиновника захватили в вагоне Пауля де Лессе.
В это же время три человека в униформе отеля «Бристоль» появились на четвертом этаже гостиницы. Двое из них были похожи на людей из банды Шанталь, третьим был Томас Ливен, который без затруднения открыл дверь известного нам апартамента. Войдя в спальню, они вытащили все три сейфа, погрузили их в грузовой лифт, а из него в автомобиль с надписью «Прачечная Соломона» и поехали в дом на Рю Шевалье. Час спустя излучающий радость Томас Ливен вошел в квартиру Жака Кусто, где его ждали хозяин и полковник Сименон.
Из папки, ранее принадлежавшей месье Берго, Томас Ливен достал списки шпионов, коллаборационистов, продавцов душ и с триумфом потряс ими в воздухе. К его удивлению, Кусто и полковник никак не отреагировали на это.
— Что случилось? — обеспокоенно спросил Томас. — Вы не схватили этих господ?
— Они в полиции.
— А семь слитков золота?
— У нас, но больше ничего, месье Хунебелле, — сказал Кусто медленно, пристально глядя на Томаса. Так же внимательно рассматривал Томаса и полковник.
— Как это понимать — больше ничего? Лессе должен был иметь при себе целое состояние в золоте, валюте и драгоценностях!
— Да, этому надо верить, — Кусто потер свой подбородок.
— Что, у него не было ничего?!
— Ни грамма золота, ни одного доллара, ни одной драгоценности. Вот что печально.
— Но… но он, видимо их спрятал в вагоне или в поезде. Вы должны были обыскать весь состав, всех пассажиров.
— Мы все это сделалти, даже заменили уголь в тендере паровоза, но увы.
— Где сейчас экспресс?
— Проследовал дальше. Мы не могли его больше задерживать.
Кусто и Сименон заметили, что с Томасом начало что-то твориться — губы растянулись в беззвучном смехе и дрожали, голова начала дергаться. Если бы разведчики могли читать по губам, они бы прочли: «Вот проклятое жулье!» Сименон не понял этого. Он выпятил грудь и иронически, с угрозой спросил:
— Ну, Ливен, можеж быть, вы знаете, куда уплыло золото?
— Да, — ответил Toiviac, — я предполагаю, к кому оно попало.
С яростью в душе шел Томас навстречу сильному норд-осту на квартиру, расположенную на Рю де Парадис. «О, эта лгунья Шанталь! О, бандит Бастиан!» Ветер крепчал. Он гудел, как орган, свистела, стонал, полностью соответствуя душевному состоянию Томаса. Рядом со старой биржей на Рю де Парадис возвышался грязный многоэтажный дом, на первом этаже которого располагалось заведение, называвшееся «Дорогой папа». Это заведение принадлежало господину, которого весь город звал Оливье. Он был розовый и жирный, как свинья, которыми он незаконно торговал. Плотные облака табачного дыма висели в помещениях «Дорогого папы», еле пропуская скудный свет флюоресцентных светильников. В эти ранние вечерние часы гости Оливье обсуждали за аперитивом свои дела и готовились к ужину по ценам черного рынка. Когда Томас вошел, Оливье находился за стойкой. Он вытирал ее тряпкой, в углу рта торчала сигарета. Его маленькие поросячьи глазки добродушно поблескивали.
— Бонжур, месье, что угодно? Рюмочку пастиса?
Томас слышал, что Оливье гонит его из спирта анатомического института, применявшегося там для консервации отдельных органов человека.
— Двойной коньяк, но настоящий. Оливье подал рюмку.
— Послушайте, Оливье, мне нужно поговорить с Бастианом.
— Бастианом? Не знаю такого.
— Не валяйте дурака, я знаю, что он квартирует за вашей стенкой и к нему можно пройти через стойку. Мне известно, что о всех желающих его видеть вы должны ему докладывать.
Оливье надул щеки, как хомяк, его глазки стали вдруг колючими.