Морис Пиесо был очень богатым человеком, 50 лет, с хорошей внешностью. Его магазин размещался на главной улице Марселя. До войны Пиесо имел обширные деловые связи среди лиц, приезжающих в Ниццу, Монако и на Ривьеру. В последние годы у него появился другой круг клиентов. Месье Пиесо стал иметь дело с беженцами из разных стран, оккупированных Гитлером. Пиесо скупал у эмигрантов драгоценности, так как они нуждались в деньгах, чтобы бежать от нацистов дальше, подкупать чиновников, получать визы и доставать фальшивые паспорта. Дляпокупки у несчастных людей их драгоценностей за нок Пиесо использовал очень простую систему: зато сделку, торговался неделями, пока нуждавшиеся в средствах не отдавали товар за половину цены. Его гешефты и, приносили бы сказочные доходы, если бы 14 января селе не шел дождь. В этот день около 11 часов ювелирный магазин Пиесо посетил господин около 45 лет, дорого со вкусом одетый. Естественно, у него в руках был зонт. Аристократическое лицо, безупречные манеры и отблеск превосходства, налагаемый богатством и древностью рода. Как раз все то, что Пиесо любил в своих клиентах. Пиесо был в магазине один. Он склонился в поклоне перед клиентом, пожелав ему доброго утра. Элегантный господин ответил на приветствие легким кивком и пройдя к прилавку, повесил свой зонт с янтарной ручкой на витрину. «Аристократ, — подумал Пиесо, — хочет потратить деньги. Великолепно».
— Мне хотелось бы купить драгоценности, — господин. — В Бристоле я слышал, что у вас хороший выбор?
— Лучший в Марселе. Что бы вы хотели присмотреть?
— Я думал… пожалуй, браслет с бриллиантами что-либо в этом роде.
— У меня имеется богатый выбор. На какую сумму ориентировочно, месье?
— Ну, не знаю, что-нибудь на два-три миллиона.
Черт побери, — подумал Пиесо, — славный денек!
Он подошел к большому сейфу, набрал код и открыл дверь.
— За эту сумму, милостивый государь, можно выбрать неплохие изделия. — С этими словами но положил перед клиентом на черный бархат несколько браслетов с бриллиантами. Покупатель молча их рассматривал. Затем взял один из них. Он был особенно красив, украшенный шестью бриллиантами по два карата.
— Сколько стоит этот?
— Три миллиона, месье (по тогдашнему курсу несколько тысяч марок). — Браслет принадлежал супруге банкира из Парижа. Пиесо выторговал его, вернее сказать выравал, за 400 тысяч франков.
— Три миллиона — это много, — сказал клиент. Ювелир узнал сразу же знающего толк в драгоценностях посетителя. Только нувориши соглашаются с ценой, предложенной ювелиром. Началась торговля. В этот момент вошел еще один джентльмен. Немного хуже, но безупречно одетый, с изысканными манерами и уверенной походкой. В руках у него тоже был зонт.
— Мне нужен ремешок для часов, — сказал он и, подойдя к прилавку, повесил свой зонт рядом с зонтом первого покупателя. В этот момент Морис Пиесо был предан и продан.
Оба господина, вошедшие 14 января 1941 года в магазин Пиесо, казалось, не знакомые друг с другом, на самом деле были старыми друзьями. Только за последние две недели они сильно внешне и внутренне изменились. Раньше они вели себя, как извозчики, плевали на пол, носили обувь и одежду невообразимых расцветок и фасонов, их ногти были грязными, волосы — нестрижеными.
Оба были типичными представителями социальной касты, которую порядочные граждане называли «дном». Чья заслуга в том, что за короткое время удалось двоих бандитов превратить в двух респектабельных господ? Внимательный читатель догадался — Томаса Ливена. Для того чтобы подготовить морально обоих преступников к проведению запланированной акции, Томас и Шанталь пригласили их на обед. Обед был в задней комнате заведения «Дорогой папа», что на Рю де Парадис, у биржи. Бандитов звали Фред Майер и Пауль де ла Рок. Они давно были членами банды Шанталь, но в Марселе их не знали, так как они работали в тулузском филиале.
Пауль де ла Рок, потомок гугенотов, был высокого роста, худощавый, по профессии — художник, специализирующийся на изготовлении фальшивых копий с картин, говорил с южнофранцузским акцентом. Несмотря на условия жизни, в его лице был аристократизм. Фред Майер — профессиональный «медвежатник», одновременно занимался отельными кражами, контрабандой и мошенничеством. Говорил также с южным акцентом простонародья.
Потирая руки и ухмыляясь, Пауль и Фред прибыли к Томасу и Шанталь на обед. Отпрыск гугенотов предложил:
— Давайте как шарахнем по одной перед жратвой!
— Перед обедом, — заметил Томас, — господа не пьют аперитив, пока не побреются, не подстригутся и не отмоют руки и ногти. В таком виде, как у вас, не садятся за стол.
— Закрой пасть, — проворчал Фред, который, как и Пауль, плохо знал Томаса. — Кто ты такой, Шанталь-шеф?
Не размыкая губ, Шанталь приказала — Выполнять все, что он скажет. Марш в парикмахерскую и затем принять ванну.
Шепча проклятия, оба отправились выполнять указание. Оставшись с Томасом, Шанталь набросилась на него, как дикая кошка.
— Я поддержала тебя, не зная зачем. Видимо, чтобы укрепить твой авторитет перед братьями, но я не хочу быть слепым орудием в твоих руках. Это моя банда! Уяснил?
— Мне очень жаль, но в таком случае мы расторгнем договор.
— Как это понимать?
— Я не твой служащий. Мы или равноправные партнеры, или никто!
Она смотрела на него, прищурив глаза, и бормотала что-то невразумительное, затем стукнула кулаком по его плечу.
— Хорошо, будь по-твоему, проклятая собака. Только не впадай в иллюзии, я это делаю не потому, что влюбилась в тебя. Понятно?
— Понятно! — В знак примирения они выпили коньяк. Через 45 минут вернулись Пауль и Фред. Они выглядели теперь прилично. За закуской Шанталь объявила:
— Кто выступит против Пьера, будет иметь дело со мной. Поняли?
— Что случилось, Шанталь? Ты еще не…
— Заткнись! Пьер — мой партнер.
— О святые отцы, куколка, кажется, втрескалась, — заметил «медвежатник». В следующее мгновение он получил увесистую пощечину. Шанталь прошипела:
— Думай о себе, дерьмо.
— Нельзя уже ничего и сказать, — вставил Фред.
— Дерьмо не может вмешиваться.
Несмотря на раздражение, Шанталь показала, что научилась кое-чему у Томаса:
— Жри пристойно, поросенок, что за манеры. Он режет спагетти ножом.
— Что же мне делать, если я не могу подцепить их проклятой вилкой.
— Позвольте дать совет, — дружески сказал Томас, — если вам трудно есть спагетти вилкой — попробуйте взять в левую руку ложку, в нее захватить спагетти и с помощью вилки навернуть их. Посмотрите. — Томас продемонстрировал. Фред повторил. Дело наладилось.
Господа, — продолжал Томас, — дело требует обстоятельно обсудить вопрос о хороших манерах. Они являются альфой и омегой любого мошенничества. Вы когда-нибудь встречали банкира с плохими манерами? Банкира! Боже мой. Я не могу даже об этом подумать. Мой банк в Лондоне, мой клуб, мой дом… все пошло прахом.
— Хорошие манеры, — назидательным тоном проговорила Шанталь, — здесь главное, понятно, болваны?! Мы с партнером все обсудили и наметили план. Наши акции мы не будем проводить против каждого богача.
— А против кого?
— Только против свиней, которые этого заслуживают: против нацистов, коллаборационистов, агентов, все равно чьих. Первым будет Пиесо. — Шанталь прервала свою речь, так как в комнату вошел Оливье, он принес очередное блюдо.
— Картофель, разумеется, дважды кипел в масле, месье Пьер.
— Я другого и не ожидал, — любезно ответил Томас. «Боже мой, — подумал он, — все больше и больше мне нравится этот преступный мир, что же будет дальше?» Томас разложил картофель и тотчас же заметил:
— Месье де ла Рок, вы взяли вилку для торта.
— Сам черт сломает ноги и не разберется в этих вилках.
— Что касается приборов, господа, то начинают пользоваться ими, идя с внешней стороны к тарелке. Прибор для последнего блюда лежит первым у тарелки.
— Хотела бы я видеть подвальных крыс, среди которых вы выросли, — высокомерно сказала Шанталь и, обращаясь к Томасу, добавила — Продолжай, пожалуйста, дорогой.