Это длилось вечно, но Томас стучал все настойчивее, пока не показался старый швейцар в шлепанцах и ночной рубашке.
— Мой Боже, вы что, сошли с ума? Что вам угодно?
— Мне надо поговорить с профессором Дебо.
— Сейчас? Послушайте… — швейцар прервал фразу. Банкнота в 5 тысяч франков сменила владельца.
— Ну, если это так срочно, как доложить о вас профессору?
— Есть ли у вас в квартире телефон?
— Да, месье.
— Я сам поговорю с ним.
В затемненной квартире швейцара Томас набрал номер профессора. К трубке подошел Дебо.
— Говорит Эверт, — сказал Томас. Он слышал, как профессор глубоко вздохнул.
— Эверт? Где вы?
— Я в университете. В квартире швейцара.
— Пусть он немедленно проводит вас ко мне! Томас повесил трубку.
— Пойдемте, месье, — при выходе он кивнул жене. Это Томас заметил, но он не видел, как бледная женщина подошла к телефону и сняла трубку…
— Какая воля небес заставила вас приехать сюда, капитан Эверт? — знаменитый физик, похожий на Эйнштейна, стоял напротив Томаса в своей библиотеке.
— Господин профессор, «Макки Грозан» взорвали мост у Гаргилезе. Вы видели после взрыва этих людей?
— Нет. Я уже больше недели нахожусь здесь с моей ассистенткой. Я должен читать лекции.
— Знаете ли вы, что операцией руководили бургомистр Газе и горшечник Роу?
— Отличные, бравые люди!
— Глупые, безответственные люди, — горько сказал Томас.
— Мой капитан, прекратите…
— Вчера вечером они передали по радио фамилиии адреса более тридцати человек. Они набивали себе цену для того, чтобы генерал де Голль не обошел их высокими орденами.
Старый человек долго смотрел на Томаса, потом сказал:
— Было определенно ошибкой передавать фамилии, но разве это преступление? Поставило ли это Лондон перед опасностью? Вряд ли. Что послужило причиной вашего появления здесь с риском для жизни? — профессор совсем близко подошел к Томасу. Его глаза стали большими. — Капитан Эверт?
Томас с трудом перевел дыхание:
— Я здесь, потому что я не Эверт, а Томас Ливен, — сказал он. — Потому, что я работаю не на Лондон, а на немецкий Абвер. И потому, что «Макки Грозан» все эти месяцы поддерживали радиообмен не с Лондоном, а с немцами.
В библиотеке наступила тишина. Оба стояли друг перед другом. Наконец Дебо прошептал:
— Это было бы страшно. Я не верю этому, нет, я неверю!
В этот момент дверь в библиотеку открылась и на пороге появилась Ивонне. Она не дышала, на ней был накинут плащ. Светлые волосы свободно раскинулись по плечам, глаза цвета морской волны широко раскрыты, губы дрожали:
— Это правда, капитан Эверт, вы действительно… — Она сделала три шага к Томасу и смотрела на него. — Жена швейцара позвонила мне. Я тоже здесь живу. Что случилось, капитан Эверт, что произошло?
Томас молчал, сжав губы. Внезапно она схватила его руку и сжала своими обеими руками. И только сейчас она увидела, что профессор Дебо сломлен.
— Что произошло, профессор? — крикнула Ивоннев страшной панике. — Мое дитя, человек, руку которого ты сжимаешь, является немецким агентом.
Медленно, медленно отступила Ивонне от Томаса. Она, шатаясь, как пьяная, упала в кресло. Дебо поведал ей, о чем рассказал ему Томас. Она слушала, не отрывая взгляда от Томаса. Ее зеленые глаза становились все темнее и темнее. Ее губы почти не шевелились, когда она заговорила:
— Я думаю, что нет никого подлее вас, герр Ливен. Выз аслуживаете только ненависти и презрения.
— Мне все равно, что вы обо мне думаете, — проговорил Томас. — Я не виновен в том, что не только у нас, но и у вас есть самовлюбленные идиоты, такие, как Газе и Роу. Ведь до сих пор все шло хорошо.
— Хорошо называете вы это, негодяй!
— Да, я называю это хорошо, — ответил Томас. — Ни один человек не убит здесь в течение длительного времени, ни среди немцев, ни среди французов. Я мог бы всех вас и дальше оберегать до конца этой проклятой войны.
Ивонне внезапно закричала, она вскочила и плюнула Томасу в лицо. Профессор отвернулся. Томас вытер носовым платком лицо. «Она права», — подумал он. Ивонне кинулась к двери. Томас оттолкнул ее.
— Вы останетесь здесь. Когда вчера стали известны фамилии, сразу же было доложено в Берлин. Батальон альпийских стрелков приведен в боевую готовность. Поэтому мне еще раз пришлось побеседовать с шефом парижского отделения абвера. Я сказал оберсту Верте, что горные егеря безусловно понесут потери, французы тоже, прольется кровь. Гестапо будет пытать пленных, они будут предавать товарищей.
— Никогда! — крикнула Ивонне.
— Замолчите, — приказал Томас.
— Существуют страшные пытки, — добавил профессор, он посмотрел на Томаса. — Вы знаете это по себе, герр Ливен, не правда ли? Я понимаю теперь многое. Я чувствую, что был прав, когда сказал, что вы порядочный человек.
Томас молчал. Ивонне прерывисто дышала.
— Что вы еще сказали вашему оберсту? — спросил профессор.
— Я внес предложение, которое одобрил адмирал Канарис.
— В чем оно заключается?
Вы духовный отец «Макки». Они сделают все, что выскажете. Соберите всю группу у старой мельницы и объясните ситуацию. Егеря возьмут в плен всех, без единого выстрела.
— А дальше?
— В этом случае адмирал Канарис гарантирует, что вас не передадут в СД, а направят в лагерь для военнопленных вермахта. При сложившихся обстоятельствах это самое лучшее. Война не будет продолжаться вечно.
Профессор молча стоял перед книжными полками. Наконец он спросил:
— Как я доберусь до Гаргилезе?
— Со мной на автомашине, время дорого, профессор. Если вы не примете предложение, альпийские егеря в 8.00 начнут операцию, но уже без нас.
— А Ивонне? Она единственная женщина в группе, герр Ливен.
Томас печально усмехнулся.
— Мадемуазель Ивонне я хотел бы рассматривать как личную пленницу. Я ее посажу в камеру в городской префектуре. Там она будет оставаться до конца операции. После этого я повезу ее в Париж, а по дороге она сбежит.
— Что? — воскликнула Ивонне.
— Это второе условие, которое выполнит оберет Верте, так сказать, побег с разрешения абвера.
Ивонне вплотную подошла к Томасу:
— Если есть Бог, то он должен вас наказать, — произнесла она, дрожа от возбуждения. — Я никуда не буду бежать и профессор никогда не примет вашего предложения! Мы будем сражаться и все погибнем!
— Разумеется, — устало проговорил Томас, — а теперьсядьте на свое место и замолчите, наконец, женщина-герой.
«9 августа 1943 г.
Шефу Абвера. Берлин. Секретно.
Батальон альпийских егерей провел операцию под руководством зондерфюрера Ливена в районе Клермон-Ферран. В 22.00 у мельницы Гаргилезе взята в плен группа „Макки Грозан“, возглавляемая профессором Дебо. Группа не оказала сопротивления. Всего захвачено 67 человек, которые в соответствии с указаниями направлены в лагерь для военнопленных № 343.
Шеф отделения Абвера Парижа».
2 сентября 1945 года профессор Дебо, выступая перед союзнической следственной комиссией в Париже, показал: «Все члены „Макки Грозан“ гуманно содержались в лагере для военнопленных № 343. Они благополучно дождались конца войны и вернулись домой. Я должен подчеркнуть, что мы все обязаны жизнью храбрости и гуманности одного из немцев, который появился у нас вначале как английский капитан, а затем 6 августа 1943 года в Клермон-Ферране как зондерфюрер Томас Ливен».
Чиновники следственной комиссии объявили его розыск, но не нашли, так как осенью 1945 года за Томасом Ливеном стояла более солидная организация, чем союзническая следственная комиссия, но расскажем все по порядку.
1 августа 1943 года, после того как верховное командование вермахта объявило об эвакуации острова Сицилия и сообщило, что в среднем течении Донца Советы после ожесточенной артподготовки перешли в наступление, гауяйтер французской земли Шаукель на массовом митинге заявил: «Немецкий народ в настоящий период переживает великую и лучезарную эпоху. Окончательная победа, — подчеркнул он, — не за горами. Германия на четвертом году войны совершенно иная, чем в то же время в годы первой мировой войны. Скорее рухнет мир, чем Германия проиграет эту войну».