— Но послушайте. Вы отбили у меня ее, хотели жениться, воспитывать маленьких французских патриотов. И вы незнаете, как она поживает?
— Она покинула меня год назад. Можете вы себе это представить! — раздраженно ответил Сименон. — Выпьем, несмотря ни на что, за здоровье Мими!
— Охотно, а теперь объясните, почему окончена моя игра?
— Вы не дали мне договорить, что ваша игра окончена, если вы не оставите в покое принцессу. Предупреждаю вас, Ливен, в последний раз. Вы знаете, что силы Сопротивления растут с каждым часом. Но когда заходит речь о вас, я ощущаю в себе слабость. Да, да, воспоминания. Бегство из Парижа… Мими… полковник Дебре. Однако я не смогу вас защищать, если вы будете заниматься принцессой и Лакуляйтом.
— Не хотите ли вы сказать, что французская разведка заинтересована в их благополучии?
— Да!
— Почему?
— Этого я вам не скажу
Часть 3. Личное поручение Гиммлера
— Этот герр Лакуляйт, по моему убеждению, самая большая свинья, бегающая по Франции, — докладывал Томас оберсту Верте и майору Бреннеру. — Он величайший спекулянт, и принцесса тоже. Даже французская разведка поддерживает их.
— Было бы слишком много требовать от вас сказать нам, кто именно из французской разведки?
Томас кивнул головой.
— Итак, вы утверждаете, что герр Лакуляйт хочет перевести в Швейцарию состояния Бормана, Гиммлера и Розенберга.
— И вам этого мало? Уж не хотите ли вы еще связатьсяс Адольфом Гитлером?
— Герр Ливен, я должен подумать, — начал маленький майор. Томас перебил его.
— Вы не должны даже в мелочах мне противоречить, Бреннер. В истории с «Макки» вы мне возражали и получили майора. В деле с валютной спекуляцией вы были хитрее и поддержали меня. А теперь перед получением подполковника хотите думать.
Это подействовало. Красный, как помидор, Бреннер заверил:
— Герр Ливен, я полностью поддерживаю ваши планы.
— Этого мне только не хватало, чтобы вы коррумпировали моих подчиненных, Ливен! — простонал Верте.
Абвер в Париже занялся Лакуляйтом, используя все доступные средства и методы. Выяснилось, что Оскар Лакуляйт очень плохо обращался со своей женой. В деловых отношениях был беспощаден к партнерам. Принцесса Вера фон С. — его любовница. Он был типичным нуворишем.
— Ну и что? — спросил Верте. — За все это нельзя арестовать человека, иначе нам пришлось бы схватить четверть всех людей!
— И все же за ним что-то есть, — утверждал Томас, — но что?
По поручению вермахта Лакуляйт годами скупал во всей Франции автомашины. Его фирма платила подоходный налог миллионами. Вермахт выплачивал ему вознаграждения в размере 10 % от оборота. Стороны были довольны Друг другом. — И все же, — настаивал Томас, сидя вечером 7 апреля 1944 года с майором Бреннером в библиотеке своей виллы а бутылкой коньяка, — этот Лакуляйт — преступник. Я еще никогда не ошибался в оценке человека. Зазвонил телефон. Томас взял трубку.
— Алло!
— Томас, — послышался знакомый голос, — как живется злому мальчику?
«Вот идиотизм, — подумал Томас. — Почему я покраснел?»
— Отлично, уважаемая принцесса, — сказал он. — А вам?
— Я очень скучаю без вас. Не хотите ли завтра вечерком заглянуть ко мне?
— Нет!
— Я отпустила прислугу, приходите, скажем, после ужина.
— Боюсь, что это мне не удастся!
— У меня есть чудесные пластинки — контрабанда из Португалии. Гершвин и Гленн Миллер, Бен Гудман и Штен Каптон. Я проиграю их вам. Итак, в девять часов.
Ливен услышал ее смех и положил трубку, не ответив принцессе.
Без десяти минут девять он пришел, держа в целлофане орхидеи, достать которые в 1944 году даже в Париже было очень трудно. На принцессе было черное короткое вечернее платье и дорогие украшения. Они включили проигрыватель и немного потанцевали. Томас нашел принцессу очень соблазнительной. Он сказал ей об этом. Она ответила, что он для нее самый желанный мужчина. Около 23 часов они очутились на софе. Принцесса шептала:
— Ни один мужчина не нравился мне так, как ты.
— Ты мне тоже очень нравишься, Вера, очень.
— Ты можешь для меня что-нибудь сделать?
— Смотря что.
— Можешь расстегнуть мне молнию?
— С удовольствием!
— Можешь еще нечто сделать для меня?
— От всего сердца!
— Тогда оставь Лакуляйта в покое. Томас моментально пришел в себя.
— Что ты сказала?
— Оставь Лакуляйта в покое. Она лежала на софе и смотрела на него. — Ты шпионишь за ним уже несколько недель. Может быть, тебе не нравится, что я называю тебя Томми? Возможно, я должна называть тебя Жан Леблан или Пьер Хунебелле?
Он встал. Ему стало не по себе.
— Хунебелле тебе тоже не нравится? Ну, хорошо! Припомни, какую аферу с франками ты провернул. Или как ты уничтожил французских партизан в районе Грозан, капитан Роберт Арманд Эверт. А помнишь, как ты разыгрывал американского дипломата Вильяма Мерфи перед немецким генералом? Ну, должна ли я дальше говорить, агент абвера? Или ты опять сменил хозяев?
— Нет, — ответил Томас, — я по-прежнему работаюв абвере, а ты?
— Угадай!
— Когда я вспоминаю о твоем жирном любовнике, мне только одно может прийти в голову — гестапо, — грубо ответил он.
Принцесса вскочила, громко закричала и ударила его дважды по лицу.
— Болван, паршивец, что ты себе позволяешь! Я пытаюсь спасти твою жизнь, а ты?
Томас направился к двери.
— Томми, не уходи. Делай что хочешь с Лакуляйтом, только не уходи!
Томас с силой захлопнул дверь за собой.
— Перед домом стоял французский агент, — докладывал Томас на следующий день в отеле «Лютеция» оберсту Верте и маленькому майору. Томас был все еще очень зол.
— Какую роль в этом играет ваша принцесса?
— Я не знаю пока, но скоро буду знать, герр оберет. Клянусь вам, что выведу эту свинью на чистую воду.
Верте перебил его.
— Оставьте Лакуляйта в покое, Ливен. Я сегодня получил из штаба Шпера категорическое указание не трогать Лакуляйта. Он является душой атлантического вала, поставляя дефицитные материалы. Организация Тодте и командование вермахта пропали бы без него. Телефонный кабель, например. Тодте не могла его достать. Лакуляйт поставил 120 тысяч метров.
— Хорошо, я понимаю ваше состояние, герр оберет. Но почему вы выглядите, как с похмелья, Бреннер?
— Неприятности. Письмо из дома. Жена больна. Сын наверняка провалит в июне физику и латынь, и к тому же этот проклятый налог.
— Какой еще налог, майор?
— Дело в том, что я забыл продекларировать гонорар за свои статьи, которые опубликовал в военно-политическом журнале. В редакции была проверка, и проклятый бухгалтер назвал мое имя.
Лицо Томаса вдруг стало красным. Он тихо прошептал: «Бухгалтер?» Томас вдруг подпрыгнул, издал вопль и, подскочив к Бреннеру, поцеловал его в лоб, затем выбежал из кабинета. Бреннер смутился. Его не целовал еще ни один мужчина. Он почесал себе лоб. «Зондерфюрер Ливен пьян», — констатировал он.
— Никогда, никогда, герр Ливен, я этого не забуду, — сказал худой, с пожелтевшим лицом бухгалтер Антон Нойер.
— Ешьте, а то суп остынет, — ответил Томас, пригласивший Нойера на свою виллу к обеду.
Оба господина были знакомы уже неделю. Это был тот Нойер, который до недавнего времени работал бухгалтером на фирме Лакуляйта и который был им уволен.
— Я до сих пор не могу понять, за что Лакуляйт вышвырнул меня. Моя жена выплакала все глаза. Я валился в пропасть, но тут появились вы, совершенно чужой человек, и устроили меня на работу. Непостижимо!
— Герр Нойер, я банкир, знаю фирму Лакуляйта и считаю вас хорошим специалистом. Об этом все говорят. А, кстати, почему вас уволили?
— Из-за восемнадцати марок двадцати пяти пфеннигов. Моя репутация действительно была прекрасной. Я три года помогал Лакуляйту.
Далее Нойер рассказал, что однажды он очень поздно задержался на работе и перекусил в бистро за счет фирмы. Это и послужило причиной увольнения.
— Я в курсе всех дел Лакуляйта и мог бы часами рассказывать о его гешефтах. Но я не делаю этого, я не предатель, несмотря на то, что Лакуляйт так со мной поступил.