Нанетта принесла второе блюдо — голубя с цветной капустой.
— Так вкусно не готовят даже на Ривьере, — сказал бухгалтер, отведав блюдо.
Томас насторожился.
— Я всегда сопровождал туда Лакуляйта на деловые встречи, так как он ведь не знал французского.
— Расскажите мне о Ницце, герр Нойер, я так давно там не был.
Из секретного донесения, которое абвер послал из Парижа 12 мая 1944 года в финансовое управление вермахта:
«…На основании показаний бывшего бухгалтера фирмы Лакуляйта Антона Нойера в Ниццу были командированы майор Бреннер и зондерфюрер Ливен. В ходе трехнедельного расследования установлено: Лакуляйт частично купил, частично украл из гаражей сбежавших владельцев 350 дорогих автомобилей иномарок („Роллс-Ройс“, „Линкольн“, „Кадиллак“ и т. д.). Сделки совершались в отеле „Негриско“. Путем подкупа чиновников правительства Виши Лакуляйт получил разрешение на вывоз в Испанию запасных частей к автомобилям. Машины были разобраны и проданы как запчасти. В Испании они собирались, и Лакуляйт вновь покупал роскошные автомобили по высокой цене. Эти операции не проводились по бухгалтерским счетам. Доказано, что Лакуляйт этими операциями нанес многомиллионный ущерб рейху, в связи с чем фирма подвергнута документальной ревизии».
Вечером 29 мая 1944 года Томас принес принцессе Вере фон С. красные розы. За день до этого Вера позвонила Томасу и пригласила его к себе. Она прекрасно выглядела. «Сегодня вечером, — сказала Вера, — я обещаю ни слова не говорить о Лакуляйте». Долго в этот вечер она выполняла свое обещание. Они танцевали, флиртовали, целовались. Все было естественно и просто. Внезапно зазвонил телефон.
— Я не буду снимать трубку, — сказала Вера, влюбленно глядя на Томаса. Но телефон звонил и звонил. Наконец, она взяла трубку. Вера слушала и становилась бледной какмел. В ее глазах появилась ненависть. Она шептала, обращаясь к Томасу: «Собака, проклятая собака».
— Я больше не могу слушать! — закричала в трубку Вера и швырнула ее на софу. Вся дрожа от ярости, она начала грубо ругать Томаса. Он некоторое время стоял молча, а затем взял трубку, из которой слышался голос: Вера! Вера! Проклятье, слышите ли вы, Вера? Это вина Ливена. Мы ничего не можем теперь поделать. Лакуляйта увезли в Берлин. В фирме и на вилле все опечатано!
— Доброй ночи, господин Сименон, — сказал Томас, улыбаясь.
Не успел он положить трубку на аппарат, как на него обрушился град ударов. Наконец он схватил Веру за руки и потребовал объяснений.
— Я уезжаю сегодня же ночью, ты больше меня не увидишь.
— Это если я разрешу тебе!
— Ты разрешишь? Я знаю, что ты думаешь, поэтому я так зла. Одно я не понимаю, за что ты расправился с Лакуляйтом?
— Он опасный преступник, и к тому же финансировал гестапо.
— Ну и что? Тебе-то какое до этого дело? Все деньги, вся валюта нацистских бонз попали бы в наши руки, к нам!
— К кому это — к нам?
— К британской секретной службе! У Томаса перехватило дыхание.
— Ты работаешь на британскую разведку?
— Да.
— А что имеет общего с тобой Сименон?
— Он думает, я работаю на него. У меня было задание ввести французов в заблуждение и сделать все, чтобы деньги попали в наши руки. Мы достигли бы цели, если бы не ты, идиот!
Томас начал смеяться.
— Перестань смеяться, дурак! Я убью тебя.
Томас закатился еще громче, от смеха он уже катался по софе.
Вера снова начала бить его. В это время зазвонил телефон. Томас отодвинул Веру и приложил трубку к уху.
— Да, месье полковник, что у вас еще?
— Почему еще? — послышался голос Верте. Томасу вдруг стало холодно.
— Что, что случилось, герр оберет?
— Мы искали вас по всему городу.
— Меня… по всему городу, — растерянно повторил Томас.
Вера смотрела на него с открытым ртом.
— У меня находится курьер. С делом Лакуляйта вы утром вылетаете в Берлин, Ливен. Ухватитесь за что-нибудь покрепче — вас вызывают в Главное управление имперской безопасности.
— В Главное управление?
— Да, в 15.00 быть лично у Генриха Гиммлера.
«Один из самых плохих архитекторов, начисто лишенный вкуса, — думал Томас, — проектировал комплекс зданий по улице Вильгельмштрассе, номер сто два». Через большие открытые ворота вошел наш друг во двор. Верзила эсэсовец каменным взором уставился на стройного человека в штатском. Молча рукой он указал на стеклянную будку, в которой находились на посту трое его коллег. Томас вошел к ним.
— Зондерфюрер Ливен из абвера в Париже. Меня пригласили в Главное управление имперской безопасности, — представился Томас.
— Хайль Гитлер, говорят у нас, — жестко сказал одиниз них. — Кто вас вызвал?
— Герр рейхсфюрер СС и шеф немецкой полиции, — скромно ответил Томас.
Старший на посту покраснел, схватил телефонную трубку и доложил, после чего он сделался в высшей степени любезным. С необычайной быстротой он выписал пропуск с подписью и штемпелем, на котором стояло время выдачи — Берлин, 30 мая 1944 года, 17 часов 48 минут. Из вестибюля на второй этаж вела громадная каменная лестница. В узких коридорах тускло горела лампочка. Стучали сапоги, шаркали ботинки. Казалось, что тысячи людей бродили по этому дому ужаса. «Покину ли я это кошмарное здание живым? — думал Томас. — Если да, то кто мне поверит, что я выбрался из этой огромной паутины?»
— Садитесь, зондерфюрер, — сказал Гиммлер после короткого обмена приветствиями. Они находились в кабинете шефа главного управления имперской безопасности обергруппенфюрера Кальтенбруннера. Хозяин кабинета после молчаливого изучения Томаса вышел из кабинета, в котором Томас и Гиммлер остались одни. В кабинете все было помпезным: мебель, серебряные канделябры, панели. На стене висела картина в масле, изображающая руины города на фоне моря в оранжевом освещении заходящего солнца. Гиммлер заговорил: Послушайте, Ливен, вы уже знаете, что ваш покровитель адмирал Канарис несколько недель находится в отставке и весь абвер теперь подчинен мне. — Гиммлер ехидно улыбнулся. — Я ознакомился с вашим досье. Знаете ли, как я должен с вами поступить?
— Приказать расстрелять, — тихо ответил Томас.
— Я… что? Да, совершенно верно. Именно это я хотел сказать! — Гиммлер вертел на своем пальце перстень-печатку с эмблемой СС. Он холодно посмотрел на Томаса. — Я хочу вам дать шанс, последний! Выполнив задание, о котором я вам сейчас скажу, вы можете заслужить благодарность фюрера и народа.
Зазвонил телефон. Гиммлер послушал и положил трубку.
— Вражеские самолеты подлетают к столице, спустимся в подвал.
Вторая часть беседы состоялась в глубоком, надежном бункере. Ее рейхсфюрер начал в другом тоне:
— Ливен, вы человек с пацифистскими убеждениями. Не возражайте, мне все известно. И тем более вы сможете мне помочь, если я скажу, что жестокой, кровавой бойне должен быть положен конец. Мы, западные страны, не должны обескровить друг друга до такой степени, чтобы большевики смеялись над нами.
Близкий разрыв мощной бомбы поколебал бункер. Погас свет и вновь зажегся. На лбу рейхсфюрера мелкими каплями выступил пот. Гиммлер заговорил вполголоса:
— Я веду тяжелую борьбу, на мне лежит необычная ответственность, никто ее со мной не разделяет. Все я должен решать сам.
«Я, я, я, — думал Томас, — а Гитлер, а Геббельс, а другие? Пожалуй, герр Гиммлер готовит сепаратный мир!»
— Вообще-то говоря, вам, как врагу нации, надо бы отрубить голову, но я этого не хочу. Вы мне нужны.
Снова раздался сильный грохот и погас свет. Лицо Гиммлера позеленело.
— Вы знаете каждый КПП на границе с Испанией, каждую тропу, используемую контрабандистами на границе Испании с Португалией. Верно?
— Да, хорошо.
— Вы получите свободу при условии, что доставитеживым и здоровым одного человека в Лиссабон. Вы ведь банкир, не так ли? С вами можно говорить о гешефтах?
«Так вот в чем дело, — подумал Томас, — вот почему он нуждается во мне. Португалия порвала с ними дипломатические отношения. Испанцы не пускают в страну ни одного немца. Можно проникнуть только нелегально». Губы Томаса пересохли, его прошиб пот. «Конечно, я не герой, — размышлял он, — я боюсь. Но если этот палач народов думает, что я помогу скрыться ему или кому-либо из его друзей…»