— Собаке — собачья смерть, — многозначительно прокомментировал Никотин.
— Пойми, Ростислав, — Кирилл взял бойца за плечо, — он, предал тебя и твоих товарищей, даже не зная, кто мы. А предавший раз — предаст не однажды. Шагай вперёд сынок, шагай. А я тебе обещаю, что прикрою тебя, если что, — он повернулся к парням, — итак, господа офицеры, и ты — Вова. Мы идём на «Южный». Я за Сынко. Никотин — замыкающий. С богом братцы…
Глава 2
Начало декабря 2001года
Забрав из ремонта свою «белочку», Кирилл мчался в совхоз «Детскосельский». Там он снял Женечке квартиру после того, как она приехала с каникул из своего родного Новокузнецка. «Детскосельский» находился рядом с Пушкиным и собственно говоря, был эдаким микрорайоном этого красивейшего пригорода Петербурга. Именно там Китяж и пристроил свою подругу. На поверку, подруга оказалась девочкой боевой и сообразительной, и, не смотря на свои скромные габариты, могла дать отпор любому. Как словом, так и делом. В общем — настоящая боевая подруга.
Сейчас он торопился к ней. Последние три дня у неё болел правый бок, и держалась невысокая температура. «Надо бы винограду купить,» — подумал Кирилл, заскочив на привокзальную площадь Пушкина, и увидав палатки с мерзнувшими в них продавщицами, — «Женечка любит виноград. Да и вообще… пора бы её к себе перевезти, на „Ваську“. Родители всё равно постоянно за городом».
По-быстрому купив винограда, мандарин, яблок и бананов, он прыгнул в М3 и через пять минут уже парковался у Жениного дома. Взбежав по лестнице на последний, третий этаж, он открыл дверь своим ключом и зашёл в простую однокомнатную «Хрущовку».
— Женечка, девочка моя, — весёлым голосом позвал он подругу, — Ваша папа пришла, вам фруктов принесла!
— Киря, я в комнате, — слабым голосом ответила Женя и Тяжин моментом оказался у кровати.
Женя «горела». Температура у неё была не ниже тридцати девяти. Она сидела, укутавшись в два одеяла, и стучала зубами. Её бил озноб.
— Так, мать, — сурово сказал Китяж, — Ты чего это расклеилась.
— Не знаю, Кирюша. Колбасит меня.
— А как бок?
— Плохо, — виновато опустила глаза Женя, — Огнём горит.
Услыхав это, Кирилл снял с ремня мобильный телефон. Женя, увидев его действия, попыталась было остановить его.
— Я не поеду ни в какую больницу. У меня такое было. Это — по-женски, пройдёт.
— Давай-ка, подруга, на кухне командуй, — отрезал Китяж и, найдя фамилию Мухин, нажал вызов, — Василий Максимович, здравия желаю. Тяжин беспокоит. Да, да, тот самый… Благодарю вас, у меня — отличное… Нет, у подруги моей… говорит, что бок болит. Утверждает, что это — по-женски и скоро пройдёт… Есть температура… Тридцать девять, не меньше… В двадцать шестую?… Понял вас… Кого спросить??? Одну минутку, Василий Максимович, я запишу, — Кирилл схватил со стола газету и начал писать прямо на ней, — Записываю. Сафин, Малик Григорьевич… Сослуживец ваш?… Конечно, передам… Обязательно, Василий Максимович… Да, пишу. Василий Степанович. Тезка ваш… Я понял вас, Василий Максимович… И вам, всех благ… Спасибо… Всего доброго. Одевайся быстро, — скомандовал он Жене, — В больнице когда-нибудь лежала? — Женечка покачала головой, а на её глаза накатились слёзы, — Какие твои годы, малыш. Бери смену белья, душевые и умывальные принадлежности и попрыгали.
— Ага, — возмутилась Женя, — ЩАЗ!
— Женечка, надо, съездить и показаться доктору. Доктор, старый приятель одного моего знакомого профессора. А профессор плохого не посоветует, — Кирилл пытался успокоить буйную подружку. Хотя и знал уже, чем это кончится. Мухин сказал ему диагноз, — Мы посмотрим, доктор назначит лечение, и мы уедем.
— Точно, уедем? — переспросила Женя.
— Чтоб мне пусто было! — нарочито наигранно ответил Китяж, а сам скрестил в кармане пальцы и подумал, — «Не считается, не считается. Бе-бе-бе.»
— Ну, смотри.
— Давай, маленькая. Собирайся.
Женя собралась довольно быстро. Весь её не хитрый багаж уместился в одном полиэтиленовом пакете и вскоре они мчали по московскому шоссе, в сторону города.
К двадцать шестой городской больнице, что на улице Костюшко, они подъехали довольно поздно — в половине двенадцатого ночи. Минут двадцать потратили на уговоры медсестры в приёмном покое, чтобы та, хотя-бы, пригласила дежурного хирурга.
— Не положено. Нет регистрации — отрешённо отвечала медсестра, разглядывая Женин паспорт, — Вот пусть в свой Новокузнецк едет. Там её осмотрят.
Кирилл готов был растерзать эту каменную бабу за окошком.
— Не положено? Так я положу!!! — он вынул из бумажника свеженькую, хрустящую «тысячную» и сунул её под нос медсестре.
Сестра внимательно посмотрела на купюру, затем на Китяжа, затем, снова на купюру. Победила сине-зелёная деньга. Медсестра сделала такой вид, будто делает великодушное одолжение, сгребла купюру и, спрятав её в лифчик, встала из-за стола и куда-то пошла.
Вернулась она через двадцать минут.
— Может, поедем отсюда, Киря, — всё это время Женя зудила под ухом Китяжа. Похоже, она тоже обладала неким шестым чувством, — Ну, поехали, Кир. Мне уже лучше.
— Мы поедем отсюда, когда нас осмотрит врач, — Кирилл был неумолим.
В это время и вернулась «неподкупная» медсестра:
— Пойдёмте в смотровой кабинет.
По большому счёту, идти никуда было не надо. Кабинет находился как раз напротив топчана, на котором приютились Кирилл с Женей. Кирилл встал и подойдя к медсестре шепнул ей на ухо:
— Я хотел бы, чтобы её осмотрел Малик Григорьевич или Василий Степанович.
— А я бы хотела, зарплату, тысяч пятнадцать, мужа непьющего, квартиру новую и шубу, — язвительно ответила медбаба, — Вот дежурный хирург придёт, с ним и договаривайся. И вообще, кафедра Сафина к нам не относится. Это — Военно-Медицинская академия.
— Спасибо, милая, — чуть расстроено кивнул ей Китяж, — Обрадовала.
— Ну вы будете заходить или нет?
— Будем.
Фраза медсестры «Заводи Петровича!» напугала Женю, а Кириллу напомнила Ильфо-Петровскую «Выпускайте Берлагу!».
А Петровича, тем временем, начали заводить.
Нет, все мы конечно знаем, что доктора, в основной своей массе, выпивают. А некоторые, даже, пьют, по-чёрному. Но то, что увидел Китяж, ужаснуло и рассмешило его одновременно. Доктора Петровича, реально заводили в смотровой кабинет. Но проказник — доктор, был парень заводной, и заводиться сквозь двери, ну никак не хотел. Он мычал, икал и булькал, но, упёршись обеими руками в дверной проём, отказывался исполнять Гиппократову клятву. Он был мертвецки пьян. В дугу. Кривой, как патефонная ручка.
От увиденного, Жене стало совсем нехорошо. В принципе, она не боялась ничего. Ничего, кроме докторов. Кирилла же, данная ситуация даже забавляла. Очень ему хотелось посмотреть, как озорной доктор справится с поставленной задачей. Он был уверен, что Эскулап не протянет и пары минут, уснув на ходу. Но доктор собрался. Собрался, потрогал Женечке живот, написал «шифровку», на клочке бумаги и только потом, разобрался. Будить его никто не стал.
«Товарно-денежная» медсестра прочитала зашифрованное послание и бодро заявила:
— В гинекологию.
И Женечка выдохнула:
— Ну, я же говорила.
— Поживём-увидим, — задумался Китяж.
В приёмной гинекологического отделения Китяж просидел минут сорок, пока, наконец, не вышел доктор и отрицательно покачал головой.
— По нашей части — ничего.
— И это — хорошо, — Кирилл приободрился, — а что это может быть, доктор.
— А вот сейчас спуститесь на этаж ниже и узнаете, — он протянул Кириллу историю болезни Жени. А сама Женя выглядела немного растерянно.
— Спасибо, доктор, — кивнул Китяж и, взяв Женю за руку, повёл к лестнице.
— Из «спасибо» шинель не сошьёшь, — усмехнулся доктор.
— Разберёмся.
— Тяжин? — не отрывая взгляда от бумаг, сказал огромный сидевший за столом в ординаторской, дядька в синем халате.
— Точно так, — кивнул Китяж.