– Пупаньки, – сказали они в один голос, вылизав блюдце, и одинаково развели руками.
– Пора спать, – заявила Калиста Никоноровна, превратившись в кукушку от часов.
– Как скажешь, птица-хронометр, – согласился с ней Трубопроводов.
С огромным трудом добравшись до кровати, он рухнул в постель, проваливаясь в приятное забытье…
Вернулся к жизни он уже во второй половине дня. На кухне хозяйничал Ты, на плечи которого легла уборка следов преступления.
– Кофе будешь? – спросил он, глядя на то, как Трубопроводов в замедленном виде идет на кухню.
– А у тебя есть?
– Сейчас сварю.
На запах выползла из своей комнаты Калиста Никоноровна. Была она немного помята, словно всю ночь её где-то держали сложенной в несколько раз, но на лице у неё играла легкая улыбка.
– Хорошие люди эти китайцы, – задумчиво сказала она, садясь на стул.
– Кофе будете? – предложил Ты.
– Мне кофе нельзя, – грустно ответила Калиста Никоноровна.
– После китайского чая можно, – авторитетно заявил Трубопроводов.
– Тогда с удовольствием. А у тебя остался еще этот чай?
– Его лучше пить вечером, – сказал Ты.
– Тогда я пойду, посмотрю телевизор, – разочаровано сказала Калиста Никоноровна, удаляясь в комнату.
– А ты не хочешь немного китайского чая? – спросил приятеля Трубопроводов.
– Спасибо, не хочу.
– А без него я с ума бы сошел с этой грымзой. А так… – он хитро улыбнулся.
– Ладно, – сказал Ты, глядя на часы, – мне пора.
– Да ладно тебе, посиди еще.
– Нельзя. Начинается футбольный сезон.
– Ну и что? – не понял Трубопроводов.
– Ах, да, ты же не знаешь…
Никто не знает, где и когда зародилась эта замечательная игра, получившая в Москве название Милицейский футбол. Правила её просты. На поле выходят две команды игроков. В центре поля появляется объект задержания, в последнее время это какой-нибудь нелегал из стран Азии или с Кавказа. В годы советской власти в роли объекта часто использовались враги народа, а в Америке – негры. По сигналу судьи команды вступают в игру. Задача – используя только дубинки и ноги доставить объект в ворота противника. Будучи все, как один, поклонниками этой игры, сотрудники милиции прилагают все силы для того, чтобы сначала попасть в команду, а потом уже выиграть главный приз чемпионата. Для того чтобы поддерживать себя в форме, они постоянно тренируются на улицах городов и сел, а, непосредственно, перед чемпионатом тренируются на любом попавшемся на глаза подходящем объекте.
До начала чемпионата оставалось каких-то несколько недель, так что на улицу без особой надобности лучше было не высовываться.
Ужин состоял из яичницы и китайского чая, слегка подогретого в микроволновке. Трубопроводову готовить было лень, а Калиста Никоноровна вновь вся отдалась болезни. Она и к столу-то вышла только потому, что иначе осталась бы не только без ужина, но и без чая.
На это раз телевизор пустился в долгую полемику о значении смайликов в творчестве Тургенева и Павла Лунгина. Быстро устав от всей этой философии, Трубопроводов прилёг отдохнуть, но поспать ему не дала Калиста Никоноровна. Всю ночь она, как заводная, шагала по дому с воображаемым знаменем в руках, горланя пионерские песни. Под утро она совсем потеряла голос и её рот извергал пугающее до глубины души нечеловеческое шипение.
Уже светало, когда она, наконец, угомонилась и пошла спать. Вышла из комнаты она только вечером следующего дня и сразу же спросила:
– А что мы будем есть?
– Жареную картошку, если вы её почистите, – ответил Трубопроводов, съевший несколько купленных в буфете пирожков.
– Я – старая больная женщина…
– Тогда – ничего, – прервал он её излияния.
Поняв, что спорить бесполезно, Калиста Никоноровна принялась за работу. После жареной картошки был чай.
Утром Трубопроводов, как ни пытался, не смог отделить сон от яви. Все, как обычно, началось разговором с телевизором, который, на этот раз, потянуло на притчи.
– Случилось так, – рассказывал телевизор, – что в одном царстве молодой, но могущественный царь, взойдя на престол, объявил себя богом. Конечно же, и до него, и после, в мире были цари, которые провозглашали себя богами. Но в том царстве, о котором идет речь, считалось, что сам бог слишком небеснолик, чтобы лично говорить с народом. Поэтому от его лица к народу обращался верховный жрец. Шло время. Цари сменяли друг друга на престоле. Царство росло, подминая под себя соседние территории. И вот, уже не только царь, но и верховный жрец, объявив себя наместником Бога, стал слишком небесноликим, чтобы обращаться напрямую к людям. За него стали говорить слуги или простые жрецы, которые тоже вскоре причислили себя к миру Небес. Между безмолвным миром богов и народом оставались только мелкие чиновники, ставшие полноправными хозяевами того царства. Это положение не устраивало только народ и кое-кого из богов. Но народ боялся восстать против своих небожителей, а боги вынуждены были молчать, так как им, при рождении, начали отрезать языки.