Пассажир заискивающе глянул на соседей: вот, мол, свинья, фриц, даже спасибо не сказал…
Поезд замедлил ход. Синими огнями мерцал в темноте Вильсоновский вокзал чешской столицы.
Тем временем Крылов подписал для передачи в Центр радиограмму. В ней сообщал, что Икар отбыл в Прагу.
VIII
Странное и страшное зрелище представляла собою Прага в те весенние дни. Белыми могильными крестами глядели заклеенные окна домов на Пршикопе, прежде одной из самых оживлённых торговых магистралей города. По улицам рыскали бронемашины, из переулков с треском выскакивали мотоциклисты: останавливались возле какого-нибудь здания, и тогда в гулкой тишине раздавался крик…
Ночная траурная темень обволокла противоположный высокий берег Влтавы. Только у «Альгамбры» шумели голоса гитлеровцев, вывалившихся из офицерского кабаре. По Ружовой Аккерман и его спутник добрались до перекрёстка, там нырнули в Железную улицу, свернули на Гавельскую и прошли дворами до Бетлемской площади. Здесь было безопаснее: в лабиринте Старого Места фашистские патрули ночью не появлялись: на висячих балконах, перекинутых через улицы, в мрачных старинных подворотнях — всюду врагов поджидала месть.
Аккерман открыл резные двери большого серого дома. Спустились по ступенькам в полуподвальное помещение, где изредка ночевал Ярослав. Вашел оглянулся: окна чуть поднимались над мостовой, выход во двор был лишь наверху. Лучшей ловушки не придумаешь. Аккерман согласился: конечно, надо поискать что-нибудь понадёжнее Впрочем, Вашел может появляться и в этой квартире. Но прежде надо навестить домоуправа Мирко.
— Это интересный человек, — сказал Аккерман. — Сейчас увидишь сам…
— Отакар Вашел, мой друг из Лидне, ужедник[25] лесосклада, — отрекомендовал он домоуправу гостя. — Помните, пан Мирко, я вам рассказывал? Вполне лояльный человек. Голосовал за Гаха. Можете считать, что он — это я, а я — это он. Приехал по делам. Я думаю, что временная регистрация не составит затруднений. Всего на три дня.
Домоуправ заморгал глазами:
— Вы же знаете, пан Ярда, что приехавшие в Прагу обязаны проходить регистрацию согласно параграфа 12-Ц, пункт пятый, по месту прибытия, а уже потом отметиться в регистрационной книге домоуправления, предъявляемой каждый понедельник…
— Ясно, пан Мирко, мы понимаем, срочная регистрация… Однако пан Ота не причинит беспокойство дому — ведь у лесозаготовителей всегда много дел, не правда ли, они всё время на колёсах?
— А вы, значит, пан Ота… Отакар. Это очень хорошо, что Отакар, — бормотал домоуправ, внимательно разглядывая «аусвайс» Вашела. — Очень хорошо… Ведь это древнее чешское имя… Помните нашего князя Пршемысла Отакара Первого? Приличный был князь… Да, да — тот, который мечтал стать королём и действительно добился королевского титула, но, бедняга, умер. Говорят, подавился пражскими сосисками — очень их любил и пожирал неимоверно много, но вот одна стала ему поперёк горла — и скончался тут же, за столом. А Отакар Второй? Ну, вы, конечно, помните — его в четвёртом классе проходили. Этот Отакар хотел даже сделаться германским императором — на том основании, что бабушка его переспала с австрийским мясником, которого звали не то Шикль, не то Шакль, не то Грабер, не то Грубер…
Вашел улыбнулся и, прислушиваясь к совсем не безобидной болтовне хозяина, продолжал рассматривать комнату.
А пан Мирко, выписывая что-то из его «аусвайса», все не умолкал:
— Так вы, значит, не наш, не брненский?.. А ваш отец случайно не из Брно? Не был он парикмахером в той мастерской, которая возле костёла чёрных монахов? Нет, нет, не у костёла святого Якуба, где иезуиты, а у того, что возле вокзала, в котором капуцины… Был у меня знакомый парикмахер Вашел, он, значит, брил однажды капуцина и порезал ему нос, а капуцин спешил на свидание… Вот, пожалуйста, ваш паспорт, правильный паспорт, — закончил он без перехода. — Я все выписал, что надо. Только дам совет: старайтесь реже пользоваться своим документом. И вообще храните подальше. Знаете, сколько жуликов сейчас развелось…
И посетители вышли. Аккерман улыбнулся: — Видишь, свой человек… Насчёт «отца» — учти. А паспорт, действительно, используй осторожно. Мирко в этих делах разбирается.
Возвратились в подвал. Вашел открыл чемодан, раскинул антенну. Аккерман вышел на улицу, чтобы подежурить. Через полчаса Отакар позвал:
— Сильные помехи. Не могу выйти на связь. Ярослав потёр затылок.
— Ладно, завтра что-нибудь придумаем. Теперь давай спать.
Утром, оставив Вашела в квартире и на всякий случай закрыв на двери висячий замок, Аккерман сел на третий номер трамвая. Потом пересел на одиннадцатый, доехал до предпоследней остановки и пересел на четырнадцатый. Все это он проделывал не раз, добираясь по столь путанному маршруту до Михельской, где жил Пепа — руководитель группы.
Естественно, ни Смекалу, ни Вашелу об этом человеке ничего не говорил. Ведь закон подполья сурово гласил: каждый должен знать только то, что ему необходимо для выполнения задания. Согласившись доставить советского разведчика в Прагу и надёжно устроить его, Аккерман ликовал: он выполнял также задание Пепы, который давно уже стремился заполучить для группы радиста, ибо дел здесь было очень много…
Разговор с руководителем происходил не в доме, а в соседнем дворе, принадлежавшем другому подпольщику — Франте Марзлику. Из предосторожности в дом Пепы связные не являлись, а пройти огородами к соседскому двору не составляло трудности.
Условились, что вначале Аккерман отправил радиста в пригород Праги, к Ладе, члену группы.
Днём на красивых улицах Малой Страны можно было встретить только шинели и мундиры. Здесь, у Градчан, гитлеровцы укрепили каждый дом, каждую подворотню, особенно усердствуя вблизи архитектурных памятников: знали, как дорожат ими в Чехословакии.