- Твоя работа, супостат эдакий?! - замахнулась на внука баба Мотя, но ударить не решилась... Повязка на ухе спасла Вовку от крепкой затрещины.
- Да я Ирку от сберти спас! У куклы этой фашистской бомба была в башке, она и взорвалась! Вбесто спасиба ругаесишь...
- Это-ить в твоей пустой башке вечно что-то взрыватца, оболтус! Таперича не видать те новых штанов - мать за куклу будет расплачиваться, остолоп! Да и ты хороша! - накинулась она на Ирку. - На кой ляд пацану было давать енту фарфорову цацку?! - Но Ирка её не слушала. Она машинально перебирала кукольные черепки и поливала их горючими слезами...
Вот так и лишилась Ириша первой и последней в её жизни куклы, не успев даже придумать ей имя... А Вовка вскоре похвалялся перед ней своими новыми штанами.
Единственная, сохранившаяся целой ножка в кожаной туфельке до сих пор (уже пять лет!) стоит в буфете на полке. Немым укором... В ней мама хранит всякие там пуговки и прочие кнопки.
***
Ирке не терпелось показать пупса и своим подружкам. Она завернула его в старый мамин платок и незаметно прошмыгнула на улицу. Увидев такое чудо, Таська и Оля завизжали от восторга. Понятно, ведь и у них, росших в годы войны в глухой деревне, никогда не было подобных игрушек. Если и были куклы, то самодельные, тряпичные, сшитые любящими бабушками и набитые опилками, с кривовато нарисованными чернильным карандашом глазами. Затаив дыхание, девчонки гладили прохладное тельце пупса, умиляясь крошечным пальчикам на пухлых ручках и ножках.
С соседнего сарая Олькины братья-подростки сбрасывали снег лопатами и с интересом поглядывали на подружек, пытаясь понять, чем это они там так восторгаются?.. Наконец, младший Генка, не выдержав, спрыгнул с крыши в сугроб и подбежал к девчонкам.
- Эй, что тут у вас? А ну-ка, дай сюда! - Он бесцеремонно выхватил у Ольки куклу и помчался с ней к лестнице, приставленной к стенке сарая.
- Отдай, дурак! - кинулась за ним Ирка. Но тот уже взлетел на крышу, и теперь уже они с братом разглядывали невиданное чудо.
- Не стыдно вам?! А ещё мальчишки! - Ирка взобралась на крышу. - В куклы поиграть захотелось, да? - Отдай, Генка...
- Поцелуешь, тогда отдам! - со смешком ответил тот.
- Ты с ума сошёл?! - возмутилась Ирка. - Я сейчас отца позову!
- Не позовёшь, его дома нету!
- Ну, пожалуйста, Ген... Мне её домой отнести надо, пока сестрёнка не проснулась...
- Тогда по-быстрому целуй - и баста! Получишь свою ляльку!
- Ладно, хватит! - Валентин, старший брат выдернул у Генки куклу и швырнул в сугроб. - Забирайте, девчонки!
- Ну, уж нетушки! - вскричал Генка, и в два прыжка очутившись на краю крыши, ринулся вниз.
Его растерянное, тихое "ой", донёсшееся снизу, напугали Ирку. "Расшибся, небось, болван?!" Она без раздумий спрыгнула вниз, за нею - Валька. Не-е-ет, Генка был целый и невредимый. Встрёпанный и красный, он с виноватым видом держал пупса.
- Помялся немного... - пряча глаза, понуро пробормотал он, протягивая Ирке пупса, - но можно выправить... я сейчас всё сделаю, не переживай.
Ирка выхватила у него игрушку. Круглый животик куклы был безобразно вмят внутрь, а чуть выше пупка зияла довольно большая поперечная трещина. Грубый кирзовый сапог Генки, случайно опустившийся при прыжке тяжёлым каблуком прямо на пупса, безжалостно изуродовал его. Случайно, конечно, но... Ира взглянула в лицо израненной куклы, и ей показалось, что ярко-голубые, ещё совсем недавно безмятежные глаза потускнели, а пухлый, улыбающийся ротик искривила гримаса боли. Ирка просунула палец в трещинку и попробовала приподнять краешек измятой, как бумага пластмассы, но она оказалась очень твёрдой, неподатливой. А после того как и братья безуспешно попытались выправить искорёженную игрушку, Ира забрала её у них, наскоро замотала в платок и ушла.
- Ох, попадёт теперь Ирке... - услышала она, сказанные ей вслед вполголоса Таськины сочувственные слова. Но неотвратимость наказания меньше всего сейчас волновала девчонку. Она бережно прижимала к груди этот безмолвный свёрток, и сердце её ныло от горя, словно в руках у неё было страдающее живое существо. Ира растерянно стояла у крыльца, не решаясь войти в дом. Она даже не плакала... не могла, настолько всё в ней застыло от нежданной этой беды. Что же делать теперь?.. Ноги, будто сами понесли её к сараю. Она забралась на сеновал, развернула платок, и, глядя на то, что осталось от ещё недавно такой прелестной игрушки, чувствовала себя самым разнесчастным человеком на свете.
Она слышала, как мама несколько раз выходила из дому и звала её, Ирку, вначале требовательно, а потом в её голосе всё более и более чувствовалась обеспокоенность. Ира понимала, что всё глубже загоняет себя в тупик, что скоро стемнеет и домашние забьют тревогу, но заставить себя пойти домой никак не могла. Она услышала, как мама зашла в хлев подоить корову Ночку, и когда тугие струйки молока звонко застучали о подойник, ощутила, как во рту скапливаются голодные слюнки... Потом Ирка глядела в крошечное чердачное оконце, наблюдая, как мама процеживает через марлю молоко в бидон и... страдала. Уже почти совсем стемнело, и из этого чердачного отверстия ей было видно, как в окне кухни мама зажгла лампу, и стала процеживать сквозь марлю молоко. Мамина тень, удлинённая и искажённая прыгала по стене, и повторяла каждое её движение, как будто кто-то чёрный, дурачливо извивающийся, специально дразнил маму, изображая её какой-то странной, совсем не похожей на себя. Ирка глядела в оконце и с нетерпением ждала момента, когда мама понесёт молоко в погреб. В эти несколько мгновений она решила заскочить незаметно в дом и спрятать израненную куклу. Сделать это ей удалось - мама немного замешкалась в погребе, Любка уже сладко спала в своей кроватке, братишка сидел на кухне с кружкой молока и хлебной горбушкой, а отец ещё не вернулся с работы. Ира торопливо засунула пупса в сундук, накрыла его тряпьём, и едва успев закрыть крышку, увидела входящую в комнату маму.