Но Иришке с мамой всё же пришлось ехать одним - папу Сашу опять неожиданно задержало командование для решения каких-то вопросов. Провожая на вокзале, он успокаивал их - задержка будет недолгой, они не успеют даже соскучиться. Вере очень не хотелось расставаться с мужем, но из коммуналки они уже были выписаны, там собирались поселиться другие люди, да и билет до города Николаева был на руках... А Иришка радовалась - она скоро увидит Москву - самый главный город, о котором ей часто рассказывала мама, и в котором она так давно мечтала побывать. И Красную площадь она увидит взаправду, а не на картинке, и даже опустится глубоко-глубоко под землю по бегущей лесенке и прокатится там, под землёй на самом быстром в мире поезде!
И вот они с мамой едут в поезде, и Ира, сидя возле окошка, восторженно глядит, как проносятся мимо, сменяя друг друга, яркие, живые картинки. Ирише нравится ехать в поезде! Как же здорово, задремав под мерный стук колёс, вздрогнуть вдруг весело, когда прогрохочет, вихрем мчащийся навстречу по соседней колее, пассажирский или товарный поезд. Умчится, затихая, и за окном снова спокойный, уплывающий медленно, пейзаж с лесами и деревеньками, с железными мостами через речки, с ребятишками на пригорке, прощально машущими ладошками. Иришка тоже махала им в ответ, и ей было их немного жаль, потому что они остались на своём пригорке, а она, Иришка, совсем скоро будет гулять с мамой возле Кремля, и может быть, даже увидит самого товарища Сталина...
Но не пришлось им ни Красную площадь увидеть, ни в метро прокатиться. Проторчали они с мамой весь день на вокзале, в огромной очереди, чтобы закомпостировать билет на Украину, а когда, наконец, этот вопрос решился, было уже поздно по Москве гулять. Тогда ещё неприятный случай произошёл с ними: их очередь уже приближалась к кассе, как вдруг Иринке захотелось по малой нужде. Вначале она терпела, мялась, но наконец, не выдержав, шепнула маме об этом на ушко...
- Вот ведь, приспичило не вовремя... - расстроилась тогда мама, - что ж ты терпела до сих пор?! Побежали скорее!
В здании вокзала на двери туалета висела табличка "Не работает" и им пришлось искать отхожее место на улице. Вернувшись, они обнаружили стеклянную дверь вокзала запертой... За ней стояли два милиционера - мужчина и женщина.
- Впустите нас, пожалуйста! - взмолилась мама, - мы в кассу стоим... наша очередь вот-вот подойдёт... дочка по малому захотела, вот и вышли... - Но милиционеры повернулись к ним спиной.
- Пожалуйста, откройте!!! - Мама отчаянно стучала в стекло. - Нам ехать надо, понимаете?! Да что ж вы за люди такие?!!
Милиционер приоткрыл дверь, но тотчас же преградил дорогу пытающейся протиснуться маме.
- Будешь хулиганить - в камеру закрою! Немедленно убирайтесь отсюда! - припугнул её этот злой дядька в форме и с кобурой на боку. Ириша очень испугалась тогда. Она даже зареветь не могла, настолько всё в ней внутри застыло от страха. "И всё это из-за меня..." - покаянно думала она и не решалась взглянуть на мать, боясь увидеть на её лице слёзы. Тогда бы Ирка точно не выдержала и разревелась бы во весь голос, потому что не могла видеть свою маму плачущей.
- Давай уйдём... - тронула она маму за руку, - у него ведь пистолет, вдруг он... - Но в этот момент приоткрылась дверь и женщина-милиционер, опасливо оглядываясь, впустила их и велела быстрее бежать, пока его нет. Но они и так неслись со всех ног к кассе, страшась обнаружить, что потеряли очередь. К счастью, успели...
- Почему они не хотели нас впускать? - недоумевала Иришка.
- Наверное, решили, что мы собираемся по вагонам ходить, песни петь и у пассажиров деньги просить, - ответила мама, - увидели у меня гитару, вот и подумали так...
Они вновь ехали в поезде, и привычные, мелькающие за окном вагона хвойные леса и берёзовые рощицы сменялись постепенно неприглядными выжженными степями, почти голыми, с пожелтевшей листвой, деревьями... а деревянные избы русских деревень - белыми хатками под камышовыми крышами... Унылые мелькали за вагонным окошком пейзажи, и на душе у Веры становилось как-то грустно и тревожно - что ждёт их там, в чужом, неизвестном городе? Как примет их незнакомая женщина - мать Александра?.. Иришка тоже погрустнела, ей совсем не нравились эти скучные картинки, да и настроение мамы невольно передалось и ей... Она уже без былого интереса глядела в окошко, рассеянно жуя бутерброд с колбасой и запивая водичкой "с пузыриками", от которой так щекотно становилось в носу.
- А вот на Украине едят белый хлеб, - сказала мама, - он совсем не такой, какой ты сейчас ешь.
- Белый? - удивилась Ира, - разве хлеб бывает белым?! Как это белый? что ли, совсем белый, как бумага?
- А вот скоро увидишь! И узнаешь, какой он вкусный... - как-то не очень уверенно сказала мама, с сомнением оглядывая голые, безжизненные степи...
Город Николаев встретил их хмуро. Августовское утро было довольно прохладным и ветреным. Вера натянула на Иришку свитерок и растерянно, с волнением оглядывалась по сторонам, выискивая среди встречающих женщину, которую видела лишь на фотографии - маму Александра... Она узнала её в невысокой даме лет сорока пяти, спешащей к ним вдоль вагонов по уже почти опустевшему перрону, и, вздохнув с облегчением, ступила ей навстречу.
- А где Шурка? - спросила дама сердитым, как показалось Ирке, голосом. Выслушав объяснения Веры, вдруг затараторила, жестикулируя руками:
- Ну, и зачем вы сюда явились? И где вы были тогда, год назад, когда было нужно, когда я вас так ждала?! Комнату отнял Жилхоз... самую лучшую комнату, с отдельным входом, с окном на скверик... Ну, конечно, я так и знала - мой сынок, как был, так и остался таким же безрассудным и беспечным! Сейчас надо было правдами и неправдами оставаться там до лучших времён. А теперь... может быть, вы скажете, что мне с вами делать?! И вы ещё будете меня уверять, что не получали моей телеграммы?.. я вас умоляю!