Такая далекая цель
На борту 150-метрового атомного ледокола экспедиция продолжила путь на восток вдоль сурового сибирского берега. Два дня спустя, когда винты были заменены и пополнен запас топлива, ледокол по просьбе Дмитрия высадил участников экспедиции в точке 75°38’ N, 88°38’ E. Для Морица приключение на этом закончилось: он утратил веру в Кравченко и не хотел больше рисковать жизнью. Он решил остаться на борту ледокола, ожидая грузового судна, на котором можно было бы добраться до Мурманска. Кравченко распустил экипаж «Аспола». Франс согласился помочь отвести катера в Диксон и сойти на берег там. Однако Кравченко не смог устоять перед искушением. Покинув ледокол, он сразу же передумал плыть в Диксон. Франс писал: «Дмитрий считает, что через две недели ледовая обстановка улучшится. С нами остаются только его жена Ирина и сын Фёдор».
Участники экспедиции Дмитрия Кравченко рядом с воздвигнутым ими крестом на месте зимовки Виллема Баренца. Лето 1979 года. Фото: Юозас Казлаускас
Уже 20 лет, как Дмитрий пытался достичь древнего мыса Табин, – это современный мыс Челюскин в проливе Вилькицкого[22]. Теперь его всё еще отделяло от цели чуть более 500 километров – это несколько дней пути. Положение было не из лучших: у «Виллема Баренца» опять не работал двигатель, и приходилось тащить его на буксире за «Асполом». «Чудо, что мы нашли попутное течение и двигались с ним два дня. Это просто невероятное везение». Франс возобновил записи 8 сентября. «Два наших судна, связанные буксирным канатом, прошли мимо каких-то маленьких островков на скорости 13 километров в час в сторону пролива Вилькицкого». Навигационный сезон подходит к концу, становится холодно, в 5 часов вечера уже начинает темнеть. Каждые пять минут водозабор забивается льдом, что вызывает перегрев двигателя. Водяные брызги застывают на носу судна, и отверстие водослива украшают толстенные сосульки. Плотный слой ледяных кристаллов лениво колышется на поверхности воды. «Не знаю, что с нами будет, – писал Франс в своем журнале. – Замерзшая вода не растает до весны. Мы движемся всё медленнее. Пролив Вилькицкого замерзает. Прохода нет».
11 сентября 1991 года
Внезапно мы созрели для окончательного решения. Когда мы остановились и бросили якорь, Дмитрий подвалил к нам со скоростью пушечного ядра. Я моментально бросил ему конец. Он скользнул по нашему борту на скорости не меньше 8 километров в час. Когда, через пару минут, он снова подошел к нам, в его глазах стояли слезы. «Вы все возвращаетесь в Диксон, а я на втором судне иду на восток», – заявил он. Он не хотел признать, что экспедицию снова надо вытаскивать из ледового плена. Я похлопал его по плечу и сказал: «На это нужно время. Не стоит рисковать без лишней надобности. Мы развернемся и возьмем курс на Диксон, хотя пролив Вилькицкого лежит прямо перед нами. Мы достигли самой северо-восточной точки своего плавания: 76°27’ N, 97°23’ E – посреди архипелага Норденшельда». Дмитрий поговорил с Геннадием. Почти сразу, как только мы приняли это решение, ветер начал меняться. Море покрылось слоем тонкого льда толщиной около 1–2 сантиметров, а кое-где и толще. Наши маленькие пятитонные суденышки взбирались на лед и скользили по его прозрачной поверхности, пока не проламывали ее. Оказавшись на открытой воде, «Аспол» должен был вытаскивать за собой «Виллема Баренца». Мы буксировали друг друга по очереди.
Два дня мы выжидали, смирившись с неизбежностью происходящего. С паковым льдом мы дрейфовали мимо маленького островка и, глядя издалека, прикидывали, можно ли на нём перезимовать. Но на берегу не было ничего, даже травы. Далеко, насколько видел глаз, всё было сковано льдом. Лед встал уже окончательно. Было почти невозможно оглянуться по сторонам – всё вокруг блестело и сверкало отраженным солнечным светом. На третий день, ровно в 4:00 дня, – я как раз стоял на носу судна – мы заметили корабль. В 5:00 нам удалось связаться с ним по радио. Это был атомный ледокол «Россия», проводивший два грузовых судна на расстоянии 6 километров от нас. Они с ним долго переговаривались, но я не знаю, к какому решению в итоге пришли.
22
Отождествление легендарного мыса Табин древнеримских авторов с мысом Челюскин глубоко символично. Первый на карте Баренца обозначен как самая северная оконечность Евразии, а второй является таковой на современных картах. Однако эти карты принадлежат разным географическим реальностям. Для нидерландских моряков мыс Табин был синонимом достижения цели: за ним, полагали они, берег поворачивает круто к югу, открывая путь к сокровищам Юго-Восточной Азии. Но если бы им и в самом деле удалось в 1595 или 1596 году дойти до северной точки Азии, их бы поджидало суровое разочарование: чтобы повернуть на юг через Берингов пролив, им бы оставалось еще преодолеть 87 градусов долготы, или 1600 морских миль, то есть на треть больше, чем путь до мыса Челюскин от мыса Нордкап в Норвегии. В наши дни мыс Челюскин – такой же синоним цели, как и мыс Табин в XVI веке.