В журнале был отдел «Северная война» (читай: с белыми медведями). Фельетон, несколько стихотворений и рассказов, помещено даже официальное опровержение «Северного осведомительного бюро».
Вечером в заключение всех праздничных утех состоялся концерт с участием хора сомнительной стройности и балетных упражнений весьма спорной грациозности, характера — явно неустойчивого.
28 декабря. Сильная оттепель -1,1 °C. После обеда Лебедев, ворвавшись ураганом, объявил, что над ледниками показался огонь: «кто-то там ходит». Через несколько мгновений между матросами на мостике горячо обсуждался вопрос: что за загадочный огонь?
— Кто-нибудь ушел с фонарем — вот и всё!
— Вот и не всё! Все дома.
— Луна?
— Где ты — у себя в Шенкурске, что ли, такую луну видел?
— Какой-нибудь житель зазимовал здесь и поше…
— Нет, братцы, у него, видно, не все жители дома, ежели он думает, что здесь жители есть!
— А по-моему, блазнит. Леший амманыват!
Огонек же сверкал и, казалось, даже двигался у смутно различаемой черты горизонта над Новой Землей. Долго бы гадали, если б Седов не вспомнил, что Венера, ближайшая спутница солнца, должна взойти как раз в этих числах. Она была невидима до сих пор, но солнце приближается, и Венера — первая вестница близости его восхода.
1 января 1913 года. Новогоднее торжество: елка, чтение нового журнала и встреча. Елку для взрослых детей устроил Карзин из палки, лучинок и проволоки. Хвою изображали волокна раздерганного манильского троса. Елочные украшения — несколько отличались от обыкновенных. Бонбоньерок и хлопушек не было. Украшавшим елку пришлось припомнить все вкусы и желания обитателей «Фоки». Балерина самого разудалого вида, «молоденькая и хорошенькая», «эскимосочка», «богатая старушечка», «такая маленькая курсисточка», — простирали с ветвей свои картонные объятия. Рождественский дед с бутылкой казенки, амур с младенцем на руках, кильки в красных воротниках, куски селедки, колбаса, пробирки с ромом и коньяком, — вместо украшений. Под елкой целая батарея подарков в виде бутылочек для проб морской воды, на этот раз наполненных перцовкой.
Ровно в двенадцать часов удар пушки. Поднялся Седов и сказал:
— С новым годом, друзья! Новый год! — Что будет в конце его? С какими надеждами встретим следующий? — Не знаю. Но будем веселы, будем бодры, будем надеяться на самое лучшее! — Да! Да! Ура!
Мы сомкнули стаканы. Седов взвинчивал всех и заражал весельем.
Предавались мечтам, что сделаем в этот год, с чем вернемся. Говорили об упорстве и настойчивости, необходимых здесь, вспоминали родных. Позже, в 1 час 40 минут — в петербургскую полночь — еще раз поднялись стаканы:
— За друзей, за родных!
4 января. В.-С.-В. ветер. Вчера ударил сильный холод. Ртуть в термометре стояла на -28 °C, но сильный штормовой ветер быстро забирался под одежду. Холодно. Сегодня температура понизилась до -33 °C, ветер затих и, казалось, стало теплее. Во время рассвета работали на воздухе, убирая со льда постоянно проваливающуюся баню. Вместо нее в одной из цистерн трюма сложат русскую печь для выпечки хлеба. Там же будем и мыться.
7 января. В воздухе морозный туман. Луна светит тускло через его неподвижную пелену, не выходит из кругов и радуг. Круги иногда больше, иногда меньше, но всегда красивы.
И искрящийся туман заволок все видимое, мерцающими кристаллами осел на мачтах и снастях, убрал их белым пухом, превратив паутину вант в чудесную белую решетку, легкую и воздушную. Побелело все. Даже незанесенные снегом доски борта покрылись кустиками кристаллов, и черная смола превратилась в белый бархат. Выйдешь на воздух, и тебя волшебник-туман быстро перекрасит в общий цвет. Белым покрывалом сядет на шапку, покрасит одежду, подведет густо-белой краской брови и ресницы, застынет сосулькой на усах.
Крещенские морозы, как по заказу. Вчера минимальный термометр показал -41 °C, сегодня -42,3 °C. Мы чрезвычайно рады прекрасной погоде. Пусть стоят трескучие морозы, только бы не надоевшее завывание вьюг.
10 января. Вчера мороз достиг -45,4 °C. «Фока» потрескивает на холоду, как жилой дом. Мы не думаем, чтоб мороз мог усилить течь: корпус достаточно защищен снегом — треснуть могут только верхние части наружной обшивки.
Сегодня ушли на охоту к мысу Литке Кушаков с Макси-мычем и Линником. С охотниками 16 собак.
Морозы не страшны пушистым красавцам сибирякам. Но архангельские собаки — в очень плохом виде. Мы пытаемся поддержать в это холодное время наиболее слабых. Я взял на свое попечение Волкодава. Кроме таких питомцев, у каждого из нас есть собственный фаворит-любимец. Любимчиков можно узнать по гладкому виду, по нахальству, с каким они рвутся в жилое помещение. Фаворит считает долгом сопровождать хозяина на прогулках и всегда сидит поблизости входа в ют. Завидев хозяина, пес выгнет спину и, бешено крутя хвостом, норовит лизнуть в усы.
14 января. День заметно прибывает. В полдень можно уже прочесть обыкновенную книжную печать. Стоят те же морозы. Сегодня -34 °C.
Визе заметил интересные периодические колебания температуры и давления воздуха. Колебания очень слабы, но довольно постоянны. Мы думаем, что эти изменения — воздушные, приливо-отливные волны, вызываемые, как и морские, силой притяжения луны. Еще Гумбольдт указывал, что должны существовать воздушные приливы, но до сих пор никто не наблюдал их. И немудрено: в странах, где солнце восходит и заходит каждый день, нет возможности отметить эти слабые колебания воздуха, — они теряются в атмосферных явлениях, имеющих своими источниками влияние солнца и перемены давления воздуха. Только здесь в полосу штилей, при отсутствии влияния солнца можно обнаружить эти слабые воздушные волны.
15 января. Морозы дошли до -50,2 °C. Никто из нас не предполагал, что температура может опуститься так низко: до сих пор таких температур на Новой Земле еще не наблюдалось. Ртуть давно замерзла. При неосторожном встряхивании термометра шарик пробивает стекло и падает пулькой. Керосин превратился в густую маслянистую массу. В воздухе висит непроницаемый ледяной туман.
Вечером состоялось несколько партий преферанса. Во время игры мы поминали отсутствующих товарищей; общее мнение было — мы скоро можем ждать их обратно: при этих морозах море должно замерзнуть. А не будет воды, не будет и медведей. Мы боимся: не слишком ли легко снарядились ушедшие?
Около судна залаяли собаки. Под влиянием предыдущего разговора кто-то сказал: «Уж не наши ли охотнички?» — но произнес свое предположение настолько неуверенным тоном, а лай был так слаб, что игра продолжалась, засаленные карты с прежним азартом шлепались на стол.
И вдруг, в самый горячий момент игры, послышался стон, будто кто-то невнятно произнес:
— Братцы!
Все, вздрогнув, обернулись. В дверях стоял штурман. Он сильно дрожал и силился что-то сказать, но не было возможности разобрать ни слова. Сплошной кусок льда закрывал рот. Усы, смерзшись с одеждой и шапкой, спускались книзу, как моржовые клыки. Из страшной ледяной маски выставлялась только часть почерневших щек и конец багрово-красного носа.
Засыпав Максимыча вопросами, почему он один, где остальные, живы ли, не нужно ли помощи, мы с трудом добились ответа — штурман почти не мог говорить, казалось, он был в состоянии сильного опьянения. Мы узнали, что остальные в палатке — километрах в двенадцати. Несчастный поморозил руки и ноги. Опасаясь вовсе лишиться конечностей, он не остался на ночлег — боль мешала уснуть, — а вышел к кораблю в сопровождении своего фаворита Штурки. С мыса Литке партия отправилась утром — штурман сделал переход в пятьдесят три километра. Последние километры Максимыч почти полз. Потерявшие чувствительность ноги не держали усталого тела — бессонные ночи вовсе отняли силы. Несколько раз путник ложился на снег в полном изнеможении и начинал дремать.
Любимец Штурка в такие минуты садился поблизости и начинал выть по волчьи, как будто понимая опасность, какой подвергался хозяин, оставаясь без движения. Тоскливый вой будил замерзавшего. Он напрягал всю волю и поднимался.