— А по части лесовосстановления?
— Ровным счетом ничего! — ответил Пешков. — Да им, милягам, на это и денег, кажется, ни копейки не дают. Может, думают, боженька лес посеет!
— На суглинках да на болотах на боженьку надеяться — пустое дело.
— Значит, кончим мы здесь работать лет через тридцать и останется после нас сто пятьдесят тысяч гектаров пустого места?
— Будем надеяться, Георгий Павлович, — сухо оказал директор.
Сегодня ночью Ковалев долго не мог уснуть, несмотря на то, что проехал на лошади по свежему воздуху больше двадцати километров, немало походил по лесосеке и верхнему складу. Мучила мысль: «Где ж все-таки зарыта собака? Почему леспромхоз залез в такую трясину с выполнением плана?»
В конторе он успел основательно покопаться в бумагах, проверил все расчеты плановика. «Отвратительная личность, — подумал о нем Ковалев, — напоминает большую лягушку. Наверное, такой же холодный и скользкий».
Многие люди наделены какими-нибудь странностями. Не исключение и Ковалев: он боится крыс и больших лягушек. Именно больших, маленьких не боится. На маленьких он в детстве ловил щук. А что касается крыс... упаси бог, легче встретиться в лесу с медведем, чем с крысой в помещении.
Ну так по расчетам «большой лягушки» — а расчеты оказались правильными — получается, что средств производства в леспромхзе для выполнения плана достаточно. Не хватает рабочей силы, но это компенсируется, безусловно, высокими качествами рабочего коллектива. Поленов прав, называя коллектив золотым: с кем бы Ковалев ни встречался за это время, никто не произвел на него плохого впечатления. Только плановик со своим лягушачьим обликом очень уж неприятен...
Парторг говорит, что, по его мнению, основная беда в неправильной организации производства. Тогда надо внимательнейшим образом присмотреться к руководителям.
Кое-что в организации производства начинает уже проясняться. Однопутная тракторная дорога — очевидное недоразумение. Погрузка и штабелевка вручную на верхнем складе, при наличии таких людей, как Коппер с его стариками,— безобразие. Закрыть обе шпалорезки при нехватке денег даже на заработную плату и перевести всех женщин на делянку, чтобы вырубать колею вручную, — просто позор. Теперь надо внимательно разобраться с тракторным парком и организацией движения. Вот задача на ближайшие два дня. А сейчас извольте спать, товарищ директор. Вам полагается вставать в шесть часов независимо от того, во сколько вы уснули. Если вы не научились вставать в это время — вы не можете быть директором леспромхоза. Это аксиома. Итак, спать!
Уснул. И приснилось...
В диком, безбрежном лесу, на крутом берегу небольшой речки, стоит маленькая лесная избушка в одно окно.
Вечер. На улице мороз градусов сорок.
В избушке за небольшим столом из вытесанных мелкотоварин сидят трое: десятники Михеев и Пахомов, здоровые мужики лет тридцати, и Иван Леонтьевич Великанов — старший десятник, исполняющий обязанности начальника этого маленького лесоучастка.
Великанов — пожилой человек лет под пятьдесят, высок ростом, сухощав.
Пьют водку из граненых стаканов и закусывают картошкой, поджаренной на свином сале.
У стены на корточках сидит пятнадцатилетний паренек Серега — приемщик на карантине. Ему не полагается сидеть за столом, когда старшие «гуляют».
— Брось ты об этом думать, Иван Леонтьевич, ведь третий месяц на душе груз таскаешь, — обращается Пахомов к Великанову. — Что ты, в самом деле, корову у него со двора увел, или твой парень его девку спортил?
— Нет у меня парней, все трое — дочери. Две старшие в педагогическом техникуме учатся, а младшая семилетку в этом году кончает.
— А он, по-моему, про твою промашку ничего и не знает, — говорит Михеев, не глядя на товарищей и стараясь подцепить ложкой кусок сала со сковороды. — Если бы знал, он бы тебя старшим сюда и не назначил, я так думаю.
— Ты, Михеев, всегда сначала скажешь, а потом подумаешь, — с гримасой говорит Пахомов. — Ведь не каждый день в леспромхозе все бревна считают, хозяйство-то вон какое — на тысячи квадратных километров! Промашка в запани получилась. Но пока акты в леспромхоз попадут, пока еще сверка с лесозаводом будет, — это песня, брат, длинная. Директор об этом, наверное, сейчас уже знает. И не такой он мужик, чтобы четыреста кубометров бревен лесозаводу за будь здоров дарить, но и тебе, Иван Леонтьевич, так убиваться резона нет. — Он подцепил полную ложку картофеля, не торопясь прожевал его и, проглотив, продолжал: