— Нет желающих? — после короткой паузы спросил Ковалев. — Я знал, что среди нас нет сплетников и нет подлецов. Будем считать, что произошло небольшое недоразумение. Сплетню в контору кто-то занес с улицы.
Теперь Ковалев был спокоен, в случае неприятности почти тридцать свидетелей вынуждены будут подтвердить на следствии: директор приглашал их убедиться в том, что Афонин работает у него на квартире.
— Что ж, товарищи, — заключил совещание Ковалев, — разрешите пожелать вам доброго здоровья и плодотворной работы. Прошу всех по своим местам.
Вслед за Ковалевым в кабинет директора вошел Пешков.
— Слушай, Сергей Иванович, я ничего не понял. Что происходит с Афониным на самом деле?
— Мы с тобой, Георгий Павлович, вечером перетащим его ко мне на квартиру, пусть отдохнет денька два-три. Аннушка за ним присмотрит, она умеет держать язык за зубами. А мы в лес уедем, — улыбаясь, ответил Ковалев. — Только надо подсказать Александру Васильевичу Юрову, чтобы на это время телефон у меня на квартире... чинился.
Дела в леспромхозе шли на поправку. Решающую роль сыграл перевод вывозки с двух смен на круглосуточную без увеличения числа рабочих.
Трактористы Партала, Вуоринен, Бойцов и Кулагин делали на ледянке по два рейса за удлиненную смену. Партала ухитрялся водить составы по сто пятьдесят и даже сто восемьдесят кубометров. Заработки у трактористов, сцепщиков, грузчиков, работавших по двенадцать часов, резко возросли. Настроение у рабочих было боевое, жалоб никаких. Портреты лучших людей леспромхоза стали появляться не только в районной, но и в республиканской газете.
В коллективе крепла уверенность, что план первого квартала будет не только выполнен, но и значительно перевыполнен, — впервые за последние годы.
Утром Ковалеву позвонил Поленов.
— Ты слышал, к нам гости едут!
— Кто?
— Первый секретарь райкома.
— Уваров?
— Он самый. И знаешь, по какому делу?
— Интересно...
— Сясин в обком партии написал. Обвиняет нас с тобой в разгоне стахановцев, в нарушениях оплаты труда на лесовывозке, введении двенадцатичасового рабочего дня. Обком поручил райкому разобраться на месте и доложить.
— Да-а, — задумчиво ответил Ковалев, — обидно, значит, Сясину, что попросили его делу не мешать. А где он сейчас работает, не слышал?
— На железной дороге, там, где и раньше. Ты как думаешь, насыплют нам соли на хвост?
— Насчет разгона стахановцев он сдуру написал, газет не читает. А остальное — полностью будет зависеть от Уварова. Формально в остальном кляуза правильная. Нарушение оплаты труда — налицо, по двенадцать часов тоже работаем. Я, видишь ли, Уварова мало знаю...
— Умный, принципиальный человек.
— Тогда шансы на успех у Сясина плохие, — весело проговорил Ковалев. — И вообще опоздал с кляузой.
— Это почему?
— Мы вчера за тысячу кубометров по ледянке перевалили. Через пару дней еще кубов двести добавим.
— А там март начнется... — живо подсказал Поленов.
Ковалеву вспомнился финал истории с Сясиным.
Как только директор подписал приказ об увольнении его с должности старшего диспетчера, Сясин выехал в Петрозаводск. Вечером Ковалев с Поленовым подписали письмо в обком по этому вопросу, а на второй день рано утром их вызвали в обком.
И директор, и парторг отлично понимали, что письмо дойти до обкома не успело и им придется разговаривать с работниками отдела или даже с одним из секретарей, пользующихся односторонней информацией Сясина.
Их принял заведующий лесным отделом обкома. Внимательно выслушав того и другого, он задал несколько вопросов о поведении Сясина в леспромхозе и позвонил в приемную первого секретаря.
Оставив Ковалева и Поленова в приемной, заведующий отделом прошел в кабинет секретаря и пробыл там не менее десяти минут, прежде чем директору и парторгу было предложено пройти туда же.
Первый секретарь обкома партии Куприянов встал из-за стола и сделал несколько шагов навстречу вошедшим. На его открытом лице Ковалев не смог прочесть ничего, оно было совершенно спокойно.
Предложив сесть, Куприянов начал задавать Ковалеву и Поленову вопросы, касающиеся организации дела в леспромхозе, использования механизмов, организации соцсоревнования, постановки партийно-массовой работы.
«Когда же он приступит к делу? — несколько раз мелькнула мысль в голове Ковалева. — Ведь вызвали нас из-за Сясина».
Разговор продолжался около получаса, а фамилия Сясина еще не была произнесена. Наконец Куприянов заулыбался, глаза его засветились доброжелательностью, он встал: