- Слушаю, Аксинья Захаровна,- молвила в ответ Фленушка.- Как отомкнется, тотчас переберусь. Там же мне и вышивать светлее, окна-то на полдень.
- Поразговори ты ее,- говорила Аксинья Захаровна,- развесели хоть крошечку. Ведь ты бойкая, Фленушка, шустрая и мертвого рассмешишь, как захочешь... Больно боюсь я, родная... Что такое это с ней поделалось - ума не могу приложить.
- Ничего, Аксинья Захаровна,- молвила в ответ Фленушка.- Не беспокойтесь: все минет, все пройдет.
- Дай-ка бог, дай-ка бог,- вздохнула Аксинья Захаровна и пошла из Парашиной боковуши.Фленушка, подойдя к Настиной светелке, постучалась и, точно в кельях, громко прочитала молитву Исусову. Услышав Фленушкин голос, Настя отомкнулась.
- Я к тебе ровно к старице в келью, с молитвой,- смеясь, сказала Фленушка.- Творить ли метания перед честною инокиней, просить ли прощенья и благословенья ?
- Тебе, Фленушка, смехи да шутки,- упрекнула ее, обливаясь слезами, Настя.- А у меня сердце на части разрывается. Привезут жениха, разлучат меня...
- Ну, это еще посмотрим, разлучат ли тебя, нет ли с Алешкой,- молвила Фленушка.- Всех проведем, всех одурачим, свадьбу уходом сыграем. Надейся на меня да слушайся, все по хотенью нашему сбудется.
- Ах, Фленушка, Фленушка... и хотелось бы верить, да не верится,- отирая слезы, сказала Настя.- Вон тятенька-то как осерчал, как я по твоему наученью свысока поговорила с ним. Не вышло ничего, осерчал только пуще...
- А зачем черной рясой пугала? - возразила Фленушка.- Нашла чем пригрозить!.. Скитом да небесным женихом!.. Эка!.. Так вот он и испугался!.. Как же!.. Властен он над скитами, особенно над нашей обителью. В скиту от него не схоронишься. Изо всякой обители выймет, ни одна игуменья прекословить не посмеет. Все ему покоряются, потому что - сила.
- И сама не знаю, как на ум мне взошло про черничество молвить,- сказала Настя.
- А ты вот что скажи ему, чтобы дело поправить,- говорила Фленушка.Только слез у тебя и следов чтобы не было... Коли сам не зачнет говорить, сама зачинай, пригрози ему, да не черной рясой, не иночеством...
- Чем же? - спросила Настя.
- Сначала речь про кельи поведи, не заметил бы, что мысли меняешь. Не то твоим словам веры не будет, - говорила Фленушка. - Скажи: если, мол, ты меня в обитель не пустишь, я, мол, себя не пожалею: либо руки на себя наложу, либо какого ни на есть парня возьму в полюбовники да "уходом" за него и уйду... Увидишь, какой тихонький после таких речей будет... Только ты скрепи себя, что б он ни делал. Неровно и ударит: не сробей, смело говори да строго, свысока.
- Хорошо,- сказала Настя,- хоть и жалко мне его, тятеньку-то. Ведь он добрый, Фленушка.
- А Алешку-то разве не жалко? - прищурив глаза, лукаво спросила Фленушка.
- Ах, Фленушка!.. И его мне жалко... Рада жизнь отдать за него,- сказала Настя.
- То-то и есть,- молвила Фленушка.- Коль отца пуще его жалеешь, выходи за припасенного жениха.
- Нет, нет, ни за что на свете!..- с жаром заговорила Настя.- Удавлюсь, либо камень на шею да в воду, а за тем женихом, что тятя на базаре сыскал, я не буду...
- Так и отцу говори,- молвила Фленушка, ободрительно покачивая головою.Этими самыми словами и говори, да опричь того "уходом" пугни его. Больно ведь не любят эти тысячники, как им дочери такие слова выговаривают... Спесивы, горды они... Только ты не кипятись, тихим словом говори. Но смело и строго... Как раз проймешь, струсит... Увидишь.
- Сделаю по-твоему, Фленушка,- сказала Настя.- Сегодня же сделаю. А его видела? - прибавила она, понизив голос.
- Алексея-то?
- Да,- полушепотом промолвила Настя.
- Видела. И он тем же женихом беспокоится,- сказала Фленушка.- Как хочешь, Настенька, а вам надо беспременно повидаться, обо всем промеж себя переговорить. Да я сведу вас. Аксинья-то Захаровна велела мне в твою светелку перебраться.
- В самом деле? - радостно вскрикнула Настя.- То-то наговоримся...
- Не в том дело,- отвечала Фленушка.- То хорошо, что, живучи с тобой, легче мне будет свести вас. Вот я маленько подумаю, да все и спроворю. И, прищелкивая пальцами, весело запела:
Я у батюшки дочка была,
я у тысячника,
У тысячника.
Приневоливал меня родной батюшка,
Приговаривала матушка
Замуж девушке идти,
Да идти да и замуж
Девушке идти.
Во все грехи тяжкие,
Грехи тяжки поступить,
Тяжки поступить.
Да дождусь я, девка, темной ночи,
Во полночи уйду в темный лес,
Да и в лес.
За обедом Патап Максимыч был в добром расположении духа, шутки шутил даже с матушкой Манефой. Перед обедом долго говорил с ней, и та успела убедить брата, что никогда не советовала она племяннице принимать иночество. Больше всего Патап Максимыч над Фленушкой подшучивал, но та сама зубаста была и, при всей покорности, в долгу не оставалась. Настя молчала.
Отобедали, по своим местам разошлись. Патап Максимыч прошел в Настину светелку и сказал Фленушке, чтобы она подождала, покуда он станет с дочерью говорить, не входила б в светелку.
- Я нарочно пришел к тебе, Настя, добрым порядком толковать,- начал Патап Максимыч, садясь на дочерину кровать.- Ты не кручинься, не серчай. Давеча я пошумел, ты к сердцу отцовских речей не примай. Хочешь, бусы хороши куплю?
- Не надо мне, тятенька, подарков твоих,- сухо ответила Настя.- И без того много довольна. Не дари меня, только не отнимай воли девичьей.
- Какая это воля девичья?- спросил, улыбаясь, Патап Максимыч.- Шестой десяток на свете доживаю, про такую волю не слыхивал. И при отцах наших и при дедах про девичью волю не было слышно. Что ж это за воля такая ноне проявилась? Скажи-ка!
- А вот какая это воля, тятенька,- отвечала Настя.- Примером сказать, хоть про жениха, что ты мне на базаре где-то сыскал, Снежков, что ли, он там прозывается. Не лежит у меня к нему сердце, и я за него не пойду. В том и есть воля девичья. Кого полюблю, за того и отдавай, а воли моей не ломай.
- Да ведь ты еще не видала Снежкова,- сказал Патап Максимыч.- Может, приглянется. Парень молодой, разумный.
- Что молод, про то спорить не стану, не видала,- молвила Настя.- А разумен ли, не знаю.
- Я тебе сказываю, что разумен,- возразил Патап Максимыч.- Аль не веришь отцу?
- Верю, тятя,- молвила Настя.- Только вот что скажи ты мне: где ж у него был разум, как он сватал меня? Не видавши ни разу,- ведь не знает же он, какова я из себя, пригожа али нет,- не слыхавши речей моих,- не знает, разумна я али дура какая-нибудь. Знает одно, что у богатого отца молодые дочери есть, ну и давай свататься. Сам, тятя, посуди, можно ли мне от такого мужа счастья ждать?