- Домовитый же ты хозяин, отец Михаил,- сказал Патап Максимыч, возвращаясь в гостиницу.- К тебе учиться ездить нашему брату.
- Ох ты, любезненькой мой! - восклицал игумен.- Какой ты, право! Уж куда тебе у нашего брата, убогого чернца, учиться. Это ты так только ради любви говоришь... Конечно, живем под святым покровом владычицы, нужды по милости христолюбцев, наших благодетелей, не терпим, а чтоб учиться тебе у нас хозяйствовать, это ты напрасное слово молвил.
- Не обык я зря, с ветру говорить, отец Михаил,- резко подхватил Патап Максимыч.- Коли говорю - значит, дело говорю.
-Ну, ну, касатик ты мой! - ублажал его игумен, заметив подавленную вспышку недовольства.- Ну, Христос с тобой... На утешительном слове благодарим. И низко-пренизко поклонился Патапу Максимычу.
- Живет у меня молодой парень, на все дела руки у него золотые,- спокойным голосом продолжал Патап Максимыч.- Приказчиком его сделал по токарням, отчасти по хозяйству. Больно приглянулся он мне - башка разумная. А я стар становлюсь, сыновьями господь не благословил, помощников нет, вот и хочу я этому самому приказчику не вдруг, а так, знаешь, исподволь, помаленьку домовое хозяйство на руки сдать... А там что бог даст...
- Что ж, дело доброе, коли человек надежный. Облегчение от трудов получишь, болезный ты мой,- говорил отец Михаил.
- Надежный человек,- молвил Патап Максимыч.- А говорю это тебе, отче, к тому, что, если бог даст, уверюсь я в нашем деле, так я этого самого Алексея к тебе с известьем пришлю. Он про это дело знает, перед ним не таись. А как будет он у тебя в монастыре, покажи ты ему все свое хозяйство, поучи парня-то... И ему пригодится, и мне на пользу будет.
- Ладно, хорошо, любезненькой ты мой, все покажу, обо всяком деле расскажу,- отвечал игумен.- Что ж, как ты располагаешься?.. В город отсюда?
- Сегодня же в город,- сказал Патап Максимыч.
- Погости у нас, убогих, гость нежданный да желанный, побудь с нами денек-другой, дай наглядеться на тебя, любезненькой ты мой,- уговаривал отец Михаил. Но Патап Максимыч не внимал уговорам и велел запрягать лошадей. На расставанье написал он записочку и подал ее отцу Михаилу.
- Пошли ты, отче, с этой запиской работника ко мне в Красную рамень на мельницу,- сказал он,- там ему отпустят десять мешков крупчатки... Это честной братии ко Христову дню на куличи, а вот это на сыр да на красные яйца. И вручил отцу Михаилу четыре сотенных.
- Ах ты, любезненькой мой!.. Ах ты, кормилец наш! - восклицал отец Михаил, обнимая Патапа Максимыча и целуя его в плечи.- Пошли тебе, господи, доброго здоровья и успеха во всех делах твоих за то, что памятуешь сира и убога... Ах ты, касатик мой!.. а что это, право, мало ты погостил у нас. Проглянул, как молодой месяц, глядь, ай уж и нет его.
- Нельзя, отче, нельзя, пора мне, и то замешкался... Дома есть нужные дела,- отвечал Патап Максимыч.
- Не забудь же нас, убогих, не покинь святую обитель... Ох ты, любезненькой мой!.. Постой-ка, я на дорогу бутылочку тебе в сани-то положу... Эй!.. отец Спиридоний!.. Положи-ка в кулечек облепихи бутылочки две либо три, полюбилась давеча она благодетелю-то, да поляниковки положь, да морошки.
- Напрасно, отче, право, напрасно,- отговаривался Патап Максимыч, но должен был принять напутственные дары отца игумна. Паломник с утра еще жаловался, что ему нездоровится. За обедом почти ничего не ел и вовсе не пил. Когда отец Михаил водил Патапа Максимыча по скиту, он прилег, а теперь слабым, едва слышным голосом уверял Патапа Максимыча, что совсем разнемогся: головы не может поднять.
-Поезжай ты в город с Самсоном Михайлычем,- говорил он,- а я здесь, бог даст, пообмогусь как-нибудь... Авось эта хворь не к великой болезни.
- Да как же мы без тебя, Яким Прохорыч?..- заговорил было Патап Максимыч.С тобой-то бы лучше, ты бы и сам уверился... Дело-то было бы тогда без всякого сумнения.