- Ну ладно, ладно. Будет шутку шутить... Рассказывай,как в самом-то деле ихня затея варилась,- прервал Колышкин.- Глазком бы посмотреть, как плуты моего крестного оплетать задумали,- с усмешкой прибавил он.- Сидят, небось, важно, глядят задумчиво, не улыбнутся, толкуют чинно, степенно... А крестный себе на уме, попирает смех на сердце, а сам бровью не моргнет: "Толкуйте, мол, голубчики, распоясывайтесь, выкладывайте, что у вас на уме сидит, а мне как вас насквозь не видеть?.." Ха-ха-ха!..
И звонкий хохот Колышкина раскатился по высоким комнатам.
- Экой догадливый! - тоже смеясь, молвил повеселевший Чапурин. - Ровно ты, Сергей Андреич, ту пору промеж нас сидел... Так уж верно ты рассказываешь.
- Так как же, как дело-то было? - спрашивал Колышкин. И рассказал Патап Максимыч Колышкину, как приехали к нему Стуколов с Дюковым, как паломник при всех гостях, что случились, расписывал про дальние свои странствия, а когда не стало в горнице женского духа, вынул из кармана мешок и посыпал из него золотой песок... - И такие пошел моты разматывать, только слушай,- говорил Патап Максимыч.- И стелет и метет, и врет и плетет, а сам глазом не смигнет, равно нет и людей перед ним... Занятно мне стало... Думаю: "Постой ты, баламут, точи лясы, морочь людей, вываливай из себя все дотла, а затеек твоих как нам не видать?.." Сродственник на ту пору был у меня да приятель старинный - удельного голову Захлыстина Михайлу Васильевича не слыхал ли?.. Мы тому проходимцу будто и поверили, а он и говорит: "Золотой, дескать, песок неподалеку от ваших мест объявился - на Ветлуге". И давай нас умаливать, золоты прииски заявляйте, компанию заводите, миллионы, говорит, наживете. А мы: отчего ж, мол, не завести компании, Яким Прохорыч,- для че от счастья отказываться? Денег-то, скажи, много ль потребуется? "На первый раз, говорит, тысячи три бумажками, а станет дело на своих ногах, тысяч пятьдесят серебром будет надобно". Для видимости согласились мы, по рукам ударили. А мне о ту пору требовалось на Ветлуге побывать. Едем, говорю Стуколову, кажи, где такой песок водится. Поехали... Места не показал, а на Силантья, баклушника, навел. - Ну? - спросил Колышкин смолкшего было Патапа Максимыча. - Силантий и продал песок,- отвечал Патап Максимыч.- В лесу нарыл, говорит... И другие заверяли, что в лесу роют. Кто эти другие, не сказал Патап Максимыч. Вертелся на губах отец Михаил, но как вспомнятся красноярские стерляди, почет, возданный в обители, молебный канон, баня липовая с калуфером - язык у Патапа Максимыча так и заморозит... "Возможно ль такого старца к пролазу Якимке приравнивать, к бездельнику Дюкову? - думал Патап Максимыч- Обошли, плуты, честнаго игумна... Да нет, постой, погоди - выведу я вас на свежую воду!.."
- Все, кто тебя ни заверял,- одна плутовская ватага,- сказал, наконец, Колышкин,- все одной шайки. Знаю этих воров - нагляделся на них в Сибири. Ловки добрых людей облапошивать: кого по миру пустят, а кого в поганое свое дело до той меры затянут, что пойдет после в казенных рудниках копать настоящее золото.
- Изловить бы их,- молвил Патап Максимыч.
- Ловить плутов - дело доброе,- заметил Колышкин.- Не одного, чай, облупили, на твоем только кошеле пришлось напороться... Целы теперь не уйдут...
- Не уйдут... Нет, с моей уды карасям не сорваться!.. Шалишь, кума.- не с той ноги плясать пошла,- говорил Патап Максимыч, ходя по комнате и потирая руки. - С меня не разживутся!.. Да нет, ты то посуди, Сергей Андреич, живу я, слава тебе господи, и дела веду не первый год... А они со мной ровно с малым ребенком вздумали шутки шутить!.. Я ж им отшучу!
- А ты, крестный, виду не подай, что разумеешь ихнюю плутню,- сказал Колышкин.- Улещай их да умасливай, а сам мани, как пташку на силок.- Да смотри - ловки ведь мошенники-то, как раз вьюном из рук выскользнут.- Вильнет хвостом, поминай как звали.
- Не сорвутся! - молвил Патап Максимыч.- Нет, не сорвутся! А как подумаешь про народ-от!.. - прибавил он, глубоко вздохнув и разваливаясь на диване.Слабость-то какая по людям пошла!..
- На скорые прибытки стали падки,- ответил Колышкин.- А слышал ты, как ветлужские же плуты Максима Алексеича Зубкова обработали?.. Знаешь Зубкова-то ? - Как не знать Максима Алексеича! - ответил Патап Максимыч.- Ума палата...
- Да денежка щербата,- перебил Колышкин.- Мягкую бумажку возлюбил переводит... И огрели ж его ветлужские мастера - в остроге теперь сидит.
- Полно! Как так? - с удивлением спросил Патап Максимыч.
- Приходит к нему какой-то проходимец из вашего скита - Красноярский никак прозывается?
- Красноярский! - воскликнул Патап Максимыч.- Есть такой... Знаю тот скит... Что ж тако? - спрашивал он с нетерпеньем.
- Приходит к Зубкову из того скита молодой парень,- продолжал Колышкин.- О том, о сем они покалякали, знамо - темные дела разом не делаются. Под конец парень две сереньких Максиму Алексеичу показывает: "Купите, дескать, ваше степенство, дешево уступлю, по пятнадцати целковых казенными". Разгорелись глаза у Максима Алексеича - взял. Сбыл без сумнения. Да только сбыл, парень опять лезет с серенькими, только дешевле двадцати пяти за каждую не берет. Максим Алексеич и эти взял - видит, товар хороший. Да для пущего уверенья понес одну в казначейство... Приняли... Он другую, и ту приняли... Максим Алексеич и остальные понес - все взяли. "Эка работа-то важнецкая,- думает,- да с такой работой можно поскорости миллион зашибить". Сам стал красноярского парня разыскивать, а тот как лист перед травой. "Такие дела, говорит, выпали, что надо беспременно на Низ съехать на долгое время, а у меня, говорит, на двадцать тысяч сереньких водится - не возьмете ли?" Максим Алексеич радехонек, да десять тысяч настоящими взамен и отсчитал... Да на первой же бумажке и попался - все фальшивые... Дело завязалось - обыск... Красноярские денежки сыскались у Зубкова в сундуке, а парня след простыл - ищи его как ветра в поле... И сидит теперь Максим Алексеич в каменных палатах за железными дверями...
- Поди же вот тут! - молвил Патап Максимыч. - Первы-то бумажки парень давал ему настоящие,- продолжал Колышкин,- а как уверился Зубков, он и подсунул ему самодельщины... Вот каковы они, ветлужские-то!.. Патап Максимыч задумался. Как же так? - было у него на уме.- Отец-от Михаил чего смотрит?.. Морочат его, старца божия!.. - Да, избаловался народ, избаловался,- сказал он, покачивая головой.- Слабость да шатость по людям пошла отца обмануть во грех не поставят.
- Навострились, крестный, навострились,- отозвался с усмешкой Колышкин.Всяк норовит на грош пятаков наменять.
-Ослепила корысть,- думчиво молвил Чапурин.- Ослепила она всех, от большого до малого, от первого до последнего. Зависть на чужое добро свет кольцом обвила... Последни времена!
- Ну! Заговори с тобой, тотчас доберешься до антихриста,- сказал Колышкин.- Каки последни времена?.. До нас люди жили не ангелы, и после нас не черти будут. Правда с кривдой спокон века одним колесом по миру катится.
Замолчал Патап Максимыч, а сам все про отца Михаила размышляет. "Неужель и впрямь у него такие дела в скиту делаются!" Но Колышкину даже имени игумна не помянул. Воротясь на квартиру, Патап Максимыч нашел Дюкова на боковой. Измаявшись в дороге, молчаливый купец спал непробудным сном и такие храпы запускал по горнице, что соседи хотели уж посылать в полицию... Не скоро дотолкался его Патап Максимыч. Когда, наконец, Дюков проснулся, Чапурин объявил ему, что песок оказался добротным.
- Как же теперь дело будет? - спросил, зевая во весь рот, Дюков.
- Как лажено, так и будет,- решил Патап Максимыч.- Получай три тысячи. "Куда не шли три тысячи ассигнациями,- думал он,- а уж изловлю же я вас, мошенники!"
- Ладно,- отозвался Дюков, взял деньги, сунул в карман и, повернувшись на другой бок, захрапел пуще прежнего. Вечером выехали из города. Отъехав верст двадцать, Патап Максимыч расстался с Дюковым. Молчаливый купец поехал восвояси, а Патап Максимыч поспешил в Городец на субботний базар. Да надо еще было ему хозяйским глазом взглянуть, как готовят на пристани к погрузке "горянщину".