- А надо еще и на словах с матерями говорить? - спросила Фленушка.
- Без того нельзя,- ответила Манефа.
- А про то, что Дрябины пишут, не всем же, чай, матерям сполна сказывать? - продолжала Фленушка.
- До поры до времени можно ль всем про то говорить? - молвила Манефа.Попробуй-ка Евникее Прудовской сказать, в тот же день всему свету разблаговестит.Хлопот после не оберешься.
- А матушке Августе Шарпанской, думаю, надо сказать,- продолжала Фленушка.- Из Оленева матушке Маргарите тоже, я думаю, надо; матушке Фелицате тоже... А еще кому? - Да больше-то, пожалуй, и некому,- молвила Манефа.- До Петрова дня все дело беспременно надо втайне держать, чтоб успеть в городу места подешевле купить. А то, пожалуй, при совершении-то купчей сделают препятствие либо задержку какую. Да и Кожевниковы, как узнают, что готовится нам из обителей выгонка, такую цену заломят, что только ахнешь... Не суметь этого Аркадии, не суметь! Очень уж она невоздержна на язык... Опять же у Евникеи в Прудах Аркадьины сродницы живут - хоть наказывай ей, хоть не наказывай, не утерпит - до капельки все расскажет им, а те Евникее. А Евникее сказать - все едино, что на базаре с барабаном в народ объявить... - Разве матушку Таифу пошлешь? - сказала Фленушка.
- То-то и есть, что нельзя,- молвила Манефа.- В Москву Таифе надо ехать да в Питер... Завтра же ей отправляться.
- Кого же, коли не Таифу? - Ума не приложу,- ответила Манефа.- Вот вертись тут одна, как знаешь: обитель большая, а доведется нужное дело, опричь Таифы, и послать некого.
- Пошли меня, матушка... Все управлю,- подхватила Фленушка. - С ума сошла?.. По тебе ль такое дело? - подняв голову и пристально взглянув на Фленушку, молвила Манефа.
- Попробуй - увидишь,- сказала Фленушка, глядя в упор на Манефу.
- Полно пустяки городить,- проговорила Манефа.- Статочно ли дело тебя посылать?
- Вольно тебе, матушка, думать, что до сих пор я только одними пустяками занимаюсь,- сдержанно и степенно заговорила Фленушка.- Ведь мне уж двадцать пятый в доходе. Из молодых вышла, мало ли, много ли - своего ума накопила... А кому твои дела больше меня известны?.. Таифа и та меньше знает... Иное дело сама от Таифы таишь, а мне сказываешь... А бывало ль, чтоб я проговорилась когда, чтоб из-за моего болтанья неприятность какая вышла тебе?
- Да к чему ты все это говоришь мне? - спрашивала Манефа.
- А к тому говорю, чтоб к Софонтию меня ты послала. Аркадия свое дело будет управлять, а я с матерями что надо переговорю,- решительным голосом сказала Фленушка.
- Набаламутишь,- молвила Манефа.
- Да что я за баламутница в самом деле? - резко ответила Фленушка.- Что в своей обители иной раз посмеюсь, иной раз песню мирскую спою?.. Так это, матушка, дома делается, при своих, не у чужих людей на глазах... Вспомнить бы тебе про себя, как в самой-то тебе молодая кровь еще бродила.
- Замолчи!..- остановила Манефа Фленушку.- С чего ты взяла такие речи мне говорить?.. А?..
- Стары матери мне сказывали, что была ты у отца с матерью дитя любимое, балованное, что до иночества была ты развеселая - что на уме у тебя только песни да игры бывали... Видно, и я в тебя, матушка,- усмехнувшись, сказала Фленушка.
- Какие матери тебе сказывали?.. Которые?..- взволнованным голосом спросила Манефа.
- Покойница Платонида говаривала,- ответила Фленушка.
- Нешто помнишь ее? - с испугом спросила Манефа и тяжело перевела дыхание.
- Как же не помнить? Как теперь на нее гляжу,- отвечала Фленушка.- Ведь я уж семилеткой была, как она побывшилась.
- Что ж Платонида тебе сказывала?.. Что?.. Говори... все, все говори,дрожащим от волнения голосом говорила Манефа, опуская на глаза камилавку и закрывая все лицо креповой наметкой.
- Мало ли что... Всего не упомнишь,- ответила Фленушка.- Добрые советы давала: "Почитай, говорила, матушку Манефу, как родную мать свою".
- Что-о-о?..- вскрикнула Манефа, но тотчас же сдержала порыв встревоженного сердца. Обдернув наметку, она склонила голову.
- "Почитай, говорила, ее, как мать родную,- повторила Фленушка.- Тебе, говорила она, во всем свете никого нет ближе матушки Манефы..." Вот что говорила мне Платонида.
- А еще? - глухо прошептала Манефа.
- Не помню,- ответила Фленушка. Смолкла Манефа, а Фленушка все еще стояла перед ней и молча общипывала листья со стоявшей в углу троицкой березки. Минут с пять длилось молчанье.
- Обедать ступай,- сказала Манефа.
- Не хочется,- обиженным голосом ответила Фленушка, продолжая ощипывать березку.
Взглянула на Фленушку Манефа, а у ней слезы по щекам бегут.
- Устинья! - крикнула игуменья. Устинья вошла и стала перед нею.
- Кликни Таифу,- молвила ей Манефа, а когда Устинья вышла, обратилась к Фленушке и сказала:
- Сбирайся к Софонтию.Фленушка промолчала. Нескорой поступью подошла к столу, взяла письма и спросила;
- Раздать?
- Раздай,- ответила Манефа.
- Марье с Устиньей сбираться?
- Хорошо,- молвила Манефа и с нетерпеньем махнула рукой.
Тихими шагами пошла Фленушка в боковушку. Там у окна сидела грустная, угрюмая Марьюшка. С тоски да со скуки щелкала она каленые орехи.
- Турись, турись, Марюха!.. Наспех сряжайся!.. К Софонтию!.. - попрыгивая перед ней, кричала Фленушка.
- Взбесилась, что ли?.. Аль совсем с ума своротила? - привередливо ответила головщица и с досадой отвернулась от подруги.
- Попадья взбесилась - не я,- захохотала Фленушка, и хоть голодна была для праздника, а пустилась в пляс перед Марьюшкой, прищелкивая пальцами и припевая:
Как у нашего попа
Староверского
Взбесилася попадья,
Вовсе стюшилася!..
Староверский поп
Был до девок добр
Нету денег ни гроша,
Зато ряса хороша.
Он и рясу скидает,
Красным девкам отдает.
- Да отвяжешься ли ты?.. Господи, как надоела!..-- плаксиво вскликнула головщица, оттолкнув Фленушку, в порыве причуд вздумавшую ерошить ей голову...
- Не верещи!.. Толком говорю!.. К Софонтию едем,- топнув ногой, крикнула Фленушка.- Вот письма к матерям... Со мной посылает.
Пересмотрела Марьюшка письма и уверилась, что в самом деле велено Фленушке ехать к Софонтию.
- С кем поедешь? - спросила она.
- С тобою да с Устиньей,- ответила Фленушка.- Аркадия поедет, Васеньку прихватим, он нам песенку дорогой споет. - За Васенькой давеча я кое-что приметила,- молвила Марьюшка.
- Чего ты приметила? - спросила Фленушка.
- С Устиньей заигрывает,- сказала головщица. - А тебе завидно?
- Ну его к бесу, чернорылого! - воскликнула Марьюшка.- Нужно мне этакого!.. Захочу, в тысячу раз лучше твоего Васьки найду.
- А ты, девка, больно-то не зарывайся,- молвила Фленушка.- Чем тебе Василий Борисыч неказист?.. Совсем как есть молодчик - ростом не вышел, зато голосом взял.
- Лёгко ли дело! - перебила головщица.- Ножки как лутошки, ходит приседает, ровно редьку сажает.
- С тобою говорить надо поевши, а у меня сегодня, кроме чая, маковой росинки во рту не бывало,- сказала Фленушка.- Принеси-ка чего-нибудь, а я меж тем в дорогу стану сбираться.
* * *
Неподалеку от деревни Деянова, в стороне от большой дороги, стоят два деревянных креста, каждый сажени по полторы вышиной. От этих крестов в глубь леса идет узенькая тропинка. Конного езду тут нет.
Пройдя без малого версту по этой тропе, встретится поляна, поросшая лесными травами. Середи ее ветхий, полусгнивший голубец с тесовой крышей на два ската. Скат, обращенный к северу, от старости почти сплошь порос серо-зеленым ягелем (Ягель - лишай, растение, близкое ко мхам, Lichen pulmonaris.).
Под нижним венцом голубца много ям, нарытых руками богомольцев, бравших песок ради целения от недугов. Рядом с голубцом возвышаются саженные старые деревянные кресты, а меж ними вросла в землю невысокая часовенка; в ней на полке несколько облинявших образов. В стороне неглубокий колодезь. Вода его тоже слывет в народе целебной. Больше нет ничего на поляне. Лишь крапива напоминает, что когда-то тут было жилье. Это гробница Софонтия.