Но кого интересовали мои проклятия? Они тонули в болоте осенней ночи, падали на землю в двух шагах от меня, и дождь тут же смешивал их с топкой чавкающей грязью. Разве могли услышать меня холодные звезды, спящие далеко-далеко в вышине?
Я бежал долго, пока не обнаружил себя за окраиной городка, среди мокрых пустых полей. Дождь перестал, вокруг меня царило безмолвие. На краю горизонта уже серела рассветная полоска; утро приближалось легкими, постепенно расширяющимися шагами. Я выбрал пару гостеприимных кустов на краю дороги, забрался в гущу ветвей, на влажную перину прелых листьев и мягкой земли, закрыл глаза и погрузился в глубокий сон.
По-видимому, был он коротким — снова оторвала меня от земли болезненная мания бегства. Не помню, как долго и куда несли меня ноги, но некоторое время спустя я оказался возле какого-то покосившегося забора. Я стоял там, неведомо где, и мотал головой из стороны в сторону, как заплутавшаяся лошадь. С другой стороны забора послышался выстрел.
— Стой!
Два солдата приблизились ко мне и, подхватив под локти, привели в деревню. Во дворе одного из крестьянских дворов была привязана лошадь — она стояла смирно и слегка мотала головой, как это только что делал я. В доме, прислонив к стене ружья, вповалку спали на полу солдаты. А в соседней комнате расхаживал из угла в угол вооруженный человек с длинными усами и совсем не страшным взглядом.
— Еще один, товарищ командир! — сказал солдат, подталкивая меня вперед.
Это был отряд Красной армии и его длинноусый командир Степаныч, заменивший мне на ближайшие месяцы отца. В этом отряде я прошел полями Гражданской войны — от родного местечка до конца, до самого Черного моря.
1936
Бремя имени
У моего приятеля и коллеги Соломона Ефимовича, преподающего студентам техникума премудрости математики и механики, родился сын. Что ж, в добрый час! Да здравствует наследник престола!
Этот мой друг долго не заводил детей — аж до тридцати шести лет. И не то чтобы ему сильно мешали неотложные дела и жизненные обстоятельства… Нет, при другом характере у Соломона уже сейчас имелся бы целый выводок потомков, мал мала меньше. Просто он был, что называется, закоренелым холостяком — знаете таких? Многие представительницы прекрасного пола попадали под очарование его серых глаз и хорошо подвешенного языка, да и сам Соломон вовсе не отталкивал женщин. Напротив! Он с радостью шел им навстречу. Если девушка выражала желание погулять вдвоем при луне и вместе полюбоваться на красоты природы, трудно было сыскать более подходящего спутника, чем наш Соломон. Не плошал он и в тех случаях, когда дело заходило существенно дальше прогулки…
И все же, несмотря на эти несомненные достоинства, Соломон Ефимович упорно не желал отказываться от холостяцкой свободы, и это немало огорчало нас, его женатых и семейных друзей. Давно замечено, что вид холостяка нервирует и раздражает тех, кто уже познал радости семейного счастья. Поэтому, объединив наши поиски и приложив немало стараний, мы нашли-таки Соломону молодую невесту, предмет всеобщего восхищения. Звали эту необыкновенную красавицу Шейной-Серафимой. И если наши усилия не увенчались успехом уже тогда, в 1941 году, то только потому, что разразилась война. Соломон ушел в армию, да и вся наша компания разлетелась на четыре стороны света. Война нарушила все планы, перевернув и сломав мирный порядок жизни.
Но мы не отказались от своего коварного замысла, а лишь отложили его до Победы. И вот настал 1945 год, а с ним сдался на волю победителей и наш закоренелый холостяк. Шейна и Соломон сыграли шумную и радостную свадьбу, а уже несколько месяцев спустя на свет появился вышеупомянутый наследник. Тут-то мы и подошли к главной теме нашего рассказа.
Техникум, место работы Соломона, находится на довольно значительном удалении от дома: нужно сначала ехать на трамвае, затем на метро, затем снова на трамвае. Отчего же мы видим нашего героя преодолевающим это нешуточное расстояние пешком? Начало ноября, четвертый час пополудни. Прохладно. Серое небо полно облаков, редкая снежная крупа кружится в воздухе. Поверх синего костюма молодого отца накинут длинный кожаный плащ. Соломон высоко держит голову, смотрит прямо, шагает уверенно. Но мысли его далеко; тяжкие сомнения раздирают душу уважаемого преподавателя.
Как назвать новорожденного первенца?
Сам Соломон записан по паспорту как Шлёма Хаимович. Сколько неудобств претерпел он из-за этого несуразного имени! Коллеги и студенты зовут его Соломоном Ефимовичем, что звучит весьма достойно и солидно. Но с официальной точки зрения он остается Шлёмой Хаимовичем, и это вопиющее противоречие не может не раздирать надвое человеческую душу!