Это поднимало настроение, да и весна хорошо влияет на человеческую душу. Так или иначе, но семейные трения по вопросу дачи пошли на убыль. Как назло, именно в этот период на работе у Давида Александровича случился очередной аврал, и он уже не мог ежедневно наведываться в Шатово. Кто же будет следить за ходом работ? Снова вспыхнули ссоры за обеденным столом Фридманов. Наконец Алеше надоело слушать, как препираются родители, и он по собственной инициативе отправился в Шатово. И что же? Совершенно неожиданно парню понравилось! Он вернулся домой веселый и голодный — к вящей радости Розалии Семеновны. С той поры Алеша еще не раз ездил на участок, иногда вместе с Ольгой, так что проблема наблюдения за строительством решилась сама собой. Нечего и говорить, что Миша, с головой ушедший в учебники, воспринимал дачу как нечто бесконечно далекое, туманное, не от мира сего.
Весна выдалась теплой и солнечной. Меж соснами разгуливал ветерок, перемахивал через заборы, заглядывал в окна. Москвичи потянулись за город — подыскивать дачи на съем, на лето. В этом году среди желающих снять дачу нет Фридманов. У Фридманов теперь своя недвижимость, пока еще не законченная, но растущая с каждым днем. Отношения в семье тоже поправились — просто праздник весны, а не отношения!
Розалия Семеновна — преданная мать и верная жена. Не в этом ли заключается смысл ее жизни? Хорошо семье — хорошо и ей. По утрам шепчется чета Фридманов в супружеской постели. Коротки ночи в конце весны. Открываешь глаза в пять утра, и лавина света обрушивается на тебя из окна. Возможно ли вернуться ко сну в таких обстоятельствах?
— Додя, ты спишь? — шепотом спрашивает Розалия Семеновна.
Шепотом — чтобы не разбудить сыновей, спящих в соседней комнате. Материнский слух навсегда соединен с дыханием детей незримой пуповиной. Мишка спит тихо, как птенчик. Зато Алешенька дрыхнет со вкусом, не стесняясь огласить мир раскатистым храпом.
Нет, Додя не спит. Да и как уснуть при таком обилии света? Розалия Семеновна нашептывает мужу последние известия. Миша вчера опять получил «пятерку». Профессора на него не нахвалятся. Трижды в неделю ему приходится вставать в семь утра, чтобы успеть к началу занятий. Жаль только, старшенький не может отказать себе в удовольствии поваляться в постели еще с четверть часа: потом приходится убегать второпях, не позавтракав. Розалия Семеновна решила теперь оставлять Мишеньке еду с вечера.
Она вздыхает и переходит к менее приятной теме. Эта накрашенная мадемуазель, Ольга, которая подходит нашему Алеше как корове седло… Ясно, что Ольга дурно влияет на парня. Он совсем не учится, пропускает занятия, бездельничает, думает только о своей фифе.
Давид Александрович широко зевает. Что и говорить, он тоже не одобряет этой нездоровой связи. Но таковы молодые парни, ничего не попишешь. Алеше надо слегка повзрослеть, и тогда он, конечно, станет серьезней. Если давить на сына сейчас, положение может только ухудшиться.
Теперь обсуждение переходит к даче. Если Розалия Семеновна все еще собирается устроить грядки и что-то посеять, то нужно заняться этим прямо сейчас, в конце мая. Потом будет поздно.
Грядки — душевная слабость Розалии Семеновны. Эта москвичка, мать вполне современного городского семейства, родилась в деревне Тартаковичи, недалеко от Бобруйска. Там прошли первые двенадцать лет ее жизни. Там бегала она босыми ногами по земле семейного огорода, между грядками с картофелем, капустными кочанами, свеклой. Это потом уже жизнь повернулась так, что девочка-босоножка стала столичной матроной. Но нет-нет, да и кольнет ее в сердце воспоминание о тех днях — днях простой и радостной жизни. В том числе, как это ни странно, — и о лопате, вонзающейся в жирную огородную почву, о тяпке, о граблях, о свежем ветерке, овевающем разгоряченное от полевой работы лицо. Потому-то и решила Розалия Семеновна засеять в Шатово в этом году хотя бы три грядки. Пусть это будут для начала овощи, картофель и цветы. Конечно, почва там не бог весть какая, да и корней много, трудновато будет вскопать. Она полагает, что нужно перекопать как минимум дважды, удобрить, а потом уже сеять. Коли так, говорит Давид Александрович, нужно заняться этим в ближайшее воскресенье. И привлечь к работе сыновей, потому что одним не справиться. В ответ Розалия Семеновна вздыхает и молчит, и это молчание — вынужденное признание правоты мужа.
По спальне гуляют утренние лучи. С улицы Кирова слышен шум автомобилей, лязг троллейбусных штанг. В соседней комнате спят сыновья. Еще немного — и надо вставать, готовить завтрак, а пока можно полежать минуток десять. На крепких полуобнаженных плечах матери семейства лежат полоски весеннего света. В воображении Розалии Семеновны вдруг встает почти осязаемая картина: дача, и грядки, и веранда, и семья на веранде. И не просто семья, как она сейчас, — нет! Мишенька и Алешенька, оба с семьями, женами и детьми… Внуки! Как весело бегают они между соснами! На столе, покрытом белоснежной скатертью, стоит пузатый сияющий самовар. Рядом — миска со свежайшей клубникой, только-только сорванной с собственной грядки. Тут же качают головками цветы, зеленеет ботва на грядках, зреют на плодовых деревьях груши, сливы и яблоки… Боже, вот так оно и выглядит, настоящее счастье!