Потом наступало лето, и еврейские девушки собирались стайками, чтобы вволю посплетничать и полузгать семечки. Эта компания не слишком подходила Дине — ей были скучны девичьи разговоры на скамейке. Что она действительно любила, так это петь: в минуты настроения ее голос лился так легко и сильно, что нельзя было не заслушаться и не порадоваться удивительному таланту, данному ей Создателем.
Но вот незадача: внешность девочки была очень неказиста, чтоб не сказать — уродлива: чрезмерно выпученные глаза, крючковатый нос и кривые передние зубы. Похоже, что только голосом и ограничивалась вся женская красота, выпавшая на ее долю. Надо же поместить такую благодать в столь некрасивый сосуд! И хотя телосложением Дина ничуть не уступала другим девушкам, мать всегда смотрела на нее с сожалением, вздыхала и качала головой: попробуй выдай замуж такое страшилище… К чему дочке невиданное богатство голоса, если лишена она самого необходимого женского качества: внешней привлекательности? Пусть уж лучше была бы простой поварихой, но со смазливым личиком…
Отец, как уже сказано, был чрезвычайно занятым человеком. Но время от времени на исходе субботы выдавались и у него свободные часы, когда можно позволить себе посидеть с другими уважаемыми людьми за неспешной беседой, чашкой чая и хорошей папиросой. Говорили обычно на солидные, важные темы — о высокой политике, дорожных впечатлениях и общественном благе. Но бывали и рассказы попроще — о страшных случаях, чертях и разбойниках. К таким историям Дина прислушивалась с большой охотой, и отец, пользуясь случаем, частенько просил дочку спеть гостям песню-другую. Дина не заставляла долго себя упрашивать — садилась за фортепьяно, и в гостиной звучали напевы нашего народа, рассеянного по разным странам и континентам.
Мало-помалу слава юной певицы распространилась далеко за пределами местечка. Настоящий свет, как ни крути, отыщет дорогу даже в самой густой темноте. Как-то, отправляясь в очередную поездку — на сей раз в уже упомянутый здесь южный город, отец взял с собой и Дину. К тому времени ей исполнилось шестнадцать. В течение трех недель они жили в гостинице «Европа». Впервые в жизни девушка попала в оперу; «Кармен» и «Пиковая дама» переполнили ее душу впечатлениями еще неизведанной силы. В конце концов отец добился встречи с профессором Ягудиновым-Левиным — одним из известнейших преподавателей консерватории.
Ягудинов-Левин преподавал вокальное искусство вот уже четыре десятка лет и повидал в своей жизни столько, что его вряд ли можно было чем-нибудь удивить. В чем главный секрет успеха певицы? Конечно, в красивой внешности — без этого никуда, будь ее голос хоть голосом самого Бога. Таковы уж вкусы стада, зовущегося нашей публикой: людям непременно требуется прежде всего усладить глаз, а все остальное — после.
И вот предстала профессорским очам какая-то безвестная пучеглазая уродина, Дина Хар-Захав. Ну какая может быть связь между высоким искусством и этими кривыми зубами, этим крючковатым носиком? В очередь на прослушивание к профессору Ягудинову-Левину записывались и совершенные красавицы, и просто девушки с изюминкой… — но чтобы такое страшилище, прости Господи? Да где это видано?.. Впрочем, не выгонять же уважаемого человека прямо с порога… Подавив в себе чувство протеста, Левин сел за рояль. Было серое утро, в пустой комнате для прослушивания стоял полумрак, и лишь черный рояль отсвечивал своим вороновым крылом. Отец Дины сел в кресло возле окна.
Дина начала с романса Чайковского. Весной бурлили чувства, и воздух был полон ласковых грез, но вот пришла осень. Тополя тянут голые ветви к хрустальной поверхности воды. Тропинки теряются в шуршании опавшей листвы…
Профессор вдруг забыл об уродстве певицы. Хорошо знакомый романс неожиданно тронул его сердце. Ягудинов-Левин поднялся со стула и прошелся по комнате.
— Что ж, — сказал он, останавливаясь перед Диной, — пожалуй, споем еще…
Он протянул девушке папку с нотами еврейских песен в его собственной редакции. Профессор питал слабость к еврейским мелодиям и даже председательствовал в местном Обществе любителей еврейской музыки.
— Вы знакомы с этим сборником?
Конечно, знакома. Дина выбирает песню, которая широко известна в еврейской диаспоре — материнский напев над ребенком, дремлющим в колыбельке. Теперь старик-профессор уже взволнован по-настоящему, до глубины души. Впервые ему приходится слышать эту известнейшую песню в таком необыкновенно чистом, сильном и в то же время сдержанном исполнении. Да, из такого материала получаются поистине великие певицы! Он снова внимательно смотрит на девушку. Боже, какое уродливое лицо! Но не зарывать же в землю такой огромный талант…