Вечер в понедельник и затем во вторник археологи из Дублина – Дэмьен, Шон и некоторые другие – провели дома. Остальные – в съемном жилье в нескольких милях от раскопок. Хант, который, разумеется, оказался очень сообразительным во всем, что касается археологии, вместе с женой сидел дома, в Лукане. Он подтвердил предположение репортерши о том, что камень, на котором нашли тело Кэти, – жертвенник бронзового века.
– Мы не знаем, людей они приносили в жертву или животных, хотя… Э-хм… Судя по форме камня, это, вероятнее всего, были люди. Правильные размеры и пропорции. Крайне редкий артефакт. Следовательно, в бронзовом веке этот холм выполнял особо важную религиозную функцию, верно? И какой позор – шоссе.
– Вы обнаружили еще какое-то подтверждение этому? – спросил я.
Если это так, нам несколько месяцев понадобится, чтобы отбить у журналистов желание навешать на это дело ритуально-мистические ярлыки.
Хант обиженно посмотрел на меня.
– Отсутствие доказательств не равно доказательству отсутствия, – укоризненно проговорил он.
Он был последним в ряду опрошенных. Когда мы собирали наши записи, в дверь вагончика постучали и к нам заглянул парень-криминалист.
– Э-э, – начал он, – здрасьте. Софи велела вам передать, что мы на сегодня все и что она вам хочет еще одну штуку показать.
Они уже убрали метки и оставили жертвенник, так что сейчас территория раскопок обезлюдела: репортеры давно разъехались, а археологи разошлись по домам – все, кроме Ханта, но и тот как раз садился в красный “форд-фиеста”. Когда мы вышли из-за вагончиков, я заметил, как между деревьями мелькнуло что-то белое.
Привычная процедура сбора показаний меня в немалой степени успокоила (Кэсси называет такие предварительные беседы стадией “ничё”: никто ничё не видел, ничё не слышал и ничё особенного не делал), но когда мы вошли в лес, по спине снова пробежал холодок. Не страх, а внезапная настороженность, так бывает, когда тебя неожиданно окликают или когда над головой беззвучно и стремительно проносится летучая мышь. Почва в леске была мягкой и плотной, ноги утопали в многолетнем ковре из листвы, а свет за кронами сплоченных деревьев сиял негасимым зеленым пламенем.
Софи и Хелен ждали нас на небольшой полянке ярдах в ста от опушки.
– Я специально оставила, чтобы вы взглянули, – сказала Софи, – но хочу собрать тут все еще до заката. Устанавливать освещение я не собираюсь.
На этой полянке явно кто-то ночевал. В одном месте, размером с лежанку, опавшая листва была примята. Чуть поодаль, в нескольких ярдах, на расчищенной земле темнело кострище. Кэсси присвистнула.
– Это место убийства? – спросил я – впрочем, без особой надежды.
Будь это так, Софи сообщила бы нам во время опросов.
– Нет, исключено, – ответила она. – Мы тут все прочесали – ни следов борьбы, ни крови. Возле кострища что-то пролили, пятно там большое, но не кровь. Если судить по запаху, скорее всего, красное вино.
– Какой изысканный походник, – сказал я, приподняв бровь.
Я уже успел представить себе живописного забулдыгу, но рыночные законы убедительно указывают на то, что ирландские забулдыги предпочитают крепкий сидр или дешевую водку.
Я подумал было, что место, возможно, стало пристанищем какой-нибудь романтической парочки, которой захотелось приключений или просто некуда было податься, однако лежанка явно предназначалась для одного.
– Еще что-нибудь нашли?
– Мы возьмем на анализ пепел – вдруг тут сожгли окровавленную одежду, например, но по виду похоже на обычную древесину. Нашли следы ботинок, пять окурков и вот еще что. – Софи протянула мне полиэтиленовый пакетик с этикеткой.
Я поднял его, чтобы посмотреть на свет, Кэсси, приподнявшись на цыпочках, заглянула мне через плечо.
Светлый вьющийся волос.
– Рядом с кострищем нашли, вон там, – Софи указала большим пальцем на пластмассовый указатель.
– Есть соображения, когда здесь побывали в последний раз? – спросила Кэсси.
– Пепел не прибило дождем. Я уточню, какая погода стояла тут в последние дни, но там, где я живу, дождь шел в понедельник с утра, а это всего в двух милях отсюда. Похоже, тут ночевали либо этой ночью, либо предыдущей.
– Можно на окурки взглянуть? – спросил я.
– Да сколько влезет, – великодушно разрешила Софи.
Я нацепил медицинскую маску, вооружился пинцетом и присел на корточки возле одной из маленьких пластмассовых этикеток рядом с кострищем. Окурок был от самокрутки, тоненький, докуренный почти до основания. Кто-то явно берег табак.
– Марк Хэнли курит самокрутки, – я выпрямился, – и у него длинные светлые волосы.