– Костелло назвал меня вчера “сынок”, – сказала Кэсси, – “в добрый путь, сынок”. А потом занервничал и запнулся. Небось испугался, что я на него в суд подам.
– С его стороны это комплимент, – успокоил я ее.
– Вот я так и подумала. На самом деле он довольно милый. – Кэсси сунула в рот сигарету и протянула руку.
Я кинул ей зажигалку.
– Говорят, будто ты работала под прикрытием, изображая проститутку, и наткнулась на кого-то из начальства, – сказал я, но Кэсси лишь ухмыльнулась и бросила зажигалку обратно.
– Это Куигли говорит, да? Про тебя он сказал, что ты стукач и работаешь на МИ-6.
– Чего-о? – Я возмутился и тем самым угодил в собственную ловушку. – Куигли дебил полный.
– Думаешь? – И она расхохоталась, а через секунду к ней присоединился и я.
Слухи про МИ-6 меня расстроили: если кто-нибудь и впрямь в это поверит, мне вообще перестанут о чем-либо рассказывать, да и вообще бесит, когда меня принимают за англичанина. И все же отчасти приятно, когда ты – кто-то вроде Джеймса Бонда.
– Я из Дублина, – пояснил я, – а выговор у меня такой, потому что я учился в интернате в Англии. И этот деревенский дебил тоже в курсе.
Первые несколько недель после того, как я поступил в отдел, Куигли непрестанно доставал меня вопросом, что англичанин делает в ирландской полиции, прямо как ребенок, который дергает тебя за руку и повторяет: “Почему? Почему? Почему?” Наконец я отступился от моего принципа не болтать лишнего и объяснил, откуда у меня такой выговор. Видимо, мне следовало обойтись меньшим количеством слов.
– Как ты вообще с ним работаешь? – спросила Кэсси.
– Медленно схожу с ума, – ответил я.
Я до сих пор не знаю, почему Кэсси решилась, но что произошло, то произошло. Она взяла чашку в другую руку (Кэсси клянется, что мы тогда пили кофе, и настаивает, мол, про виски я запомнил, только потому что той зимой мы очень часто его пили, но я-то знаю – я помню, как покалывало у меня язык и как хмельной пар бил в нос) и приподняла свитер, почти обнажив грудь. От изумления я не сразу сообразил, что именно она мне показывает. Вдоль ребра тянулся длинный шрам, красный и рельефный, а поперек шрама виднелись отметины шва.
– Ножом пырнули, – сказала Кэсси.
Настолько очевидное объяснение мне и в голову не приходило. Пострадавший при исполнении детектив имеет право выбрать отдел для дальнейшей службы. Наверное, такой возможности я не допускал, потому что про поножовщину уж точно поползли бы слухи.
– О господи, – сказал я, – как это тебя угораздило?
– Я работала под прикрытием в Университетском колледже Дублина, – начала Кэсси.
Да, это объясняло и манеру одеваться, и отсутствие достоверных сведений – данные об агентах под прикрытием не разглашаются.
– Поэтому я так быстро стала детективом. В университетском кампусе целая сеть пушеров, и в Наркотиках хотели выяснить, кто за всем этим стоит, поэтому им нужен был кто-нибудь свой в студенческой среде. Меня внедрили под видом аспирантки психологического факультета. Перед Темплмором я несколько лет проучилась на психфаке в Тринити, поэтому в теме, да и выгляжу молодо.
Это точно. Лицо у нее было такое чистое, ясное, я прежде, наверное, и не видел таких – кожа по-детски сияющая и гладкая, пухлые губы, скулы высокие и округлые, нос вздернутый, другие лица в сравнении казались каким-то тусклыми и расплывчатыми. Насколько я в этом разбираюсь, косметикой Кэсси не пользовалась, разве что красноватым, с запахом корицы бальзамом для губ, благодаря которому казалась еще моложе. Красивой ее мало кто назвал бы, но мне всегда нравилась индивидуальность, а не шаблоны, и Кэсси радовала глаз намного больше, чем грудастые блондинистые клоны, навязываемые журналами.
– И тебя раскусили?
– Нет! – Она возмутилась. – Я вышла на основного пушера – тупого богатенького сынка из Блэкрок. Он, разумеется, на экономическом учился. Несколько месяцев я потратила на то, чтобы втереться к нему в доверие, – смеялась над его идиотскими шутками, вычитывала его курсовые. Потом предложила распространять товар среди девушек – сказала, что девчонки охотнее будут покупать у девушки. Эта мысль ему понравилась, все шло прекрасно, и я стала намекать, типа, мне бы напрямую с поставщиком работать, а не через него товар получать, так всем проще будет. Вот только наш малыш-пушер стал злоупотреблять собственным товаром, а дело было в мае, на носу экзамены. Он слегка сбрендил, решил, будто я хочу у него бизнес отжать, и полез с ножом, – она поднесла чашку к губам, – только Куигли не проговорись. Дело еще не закрыто, поэтому мне тоже особенно болтать нельзя. Пускай этот придурок пребывает в заблуждении.