Наливное яблочко
Зашел как-то вечером водяной к бабе-яге в гости, принес иноземную диковину похвастаться. А диковина такая: серебряное блюдо, а к нему яблоко, будто настоящее, да только вырезанное из молочно-зеленого нефрита. Яблочко катится по кромке блюда, а само блюдо показывает, что хошь.
– Прям-таки, что хошь? – сомневается баба-яга. – А, ну-кась, пусть покажет лешего.
И точно – показывает блюдо лешего, который из кустов за бабами, малину собирающими, подглядывает, выжидает момент громким угуканьем их напугать до полусмерти.
– Так, – говорит баба-яга, – а соседку мою с черного болота показать может?
И в блюде вмиг появляется крючконосая беззубая физиономия противной-препротивной ведьмы. Склонилась она над котлом и варит в нем корешки какие-то. Никак зелье новое? Ай, любопытно! Нет, не зелье. Похлебку себе на обед варит. Ничего полезного…
– А теперь пусть покажет твое диво самого Кощея, – командует баба-яга.
Зеркало на минутку замутилось и вот кажет дивную картину: потемневшую улицу каменного города, слугу, держащего фонарь, балкон, на балконе едва заметна женская фигура, закутанная в черное кружево. Под балконом – Кощей! Как есть Кощей, в длинном плаще (чтоб мослы свои спрятать – догадалась баба-яга), в шляпе с пером (чтоб лысина не видна была, смекает старуха), в руках гитара, поет что-то, жаль, не слышно, приятным голосом или козлетоном каким. Эта картинка самая завлекательная выходит.
С тех пор повадились водяной и яга вечерами встречаться и за Кощеем подсматривать. А картинки одна другой интересней. То Кощей в пудреном парике какой-то дамочке, затянутой так, что непонятно, как дышит, в заморский прибор-мелкоскоп что-то показывает, а сам под столом ей белую ручку пожимает. То Кощей в парчовом халате лежит на пышных подушках. В правой руке у него трубка, от которой провод к медному кувшину тянется, а в левой – пышнобедрая черноглазая красавица. То Кощей по горам скачет на вороном жеребце, а через седло у него что-то, в ковер закутанное, мотыляется. В общем, насыщенную жизнь ведет бессмертный старик, аж завидно.
И, уж не знаю, сколько бы вечеров провели водяной и яга, наслаждаясь похождениями неугомонного Кощея, да только однажды появилась в блюде особо завлекательная картина. Прелестный город под яркими голубыми небесами показала диковина, и весь город прочерчен зелеными каналами. А по каналам ходят диковинные длинные лодки с загнутыми носами. И вот сидит на скамеечке, обитой малиновым бархатом, прекрасная девица в лазоревом, шитом серебром, платье и черной полумаске, а Кощей, весь в белом, стоит перед ней на одном колене и ей на палец кольцо с рубином надевает.
У яги с водяным аж дыханье от любопытства сперло. Но тут Кощей повернулся к ним, вперился взглядом, будто увидел что-то и подмигнул. И с тех пор блюдо стало показывать только какие-то пейзажи неинтересные. В крайнем случае, дальние острова, населенные нецивилизованными дикарями. Поломалось, стало быть, заморское диво.
Пятница, тринадцатое
В лесу кто смотрит на календарь? В лесу календарь иметь и вовсе не зачем. И так понятно в лесу, когда зима, когда лето. Да и луну на небе никто не отменял – то растет месяц, то убывает, то полная луна, то новая, молодая. Все понятно в лесу без календаря.
Но вот эта история точно произошла в пятницу, тринадцатого.
Стояла себе избушка в июльский полдень, на солнышке грелась. Баба-яга к своей товарке с черного болота ушла поболтать, так избушка ничего не делала, просто себе мечтала. Как вдруг почувствовала избушка, что кто-то за ней наблюдает. Встрепенулась, всеми своими глазами вперилась в лес – никого нет. И пробрала избушку неожиданная дрожь: а вдруг это какой злоумышленник пришел с бабой-ягой счеты за неправильное зелье свести? А вдруг это ополоумевший леший с дубиной готовится все ее хозяйство в щепочки разметать? А вдруг это грозный Кощей обиделся на ягу, что та не в меру любопытна, и мстить явился?
У избушки уже зуб на зуб не попадает от страшных мыслей, все тарелки и чашки по полочкам трясутся. А хозяйка, как на зло, все не возвращается. И черные думы лезут в голову избушке. А ну как повстречала её яга по дороге бешеного медведя и тот заломал старуху? Или, того хуже, заплутала бабка на черном болоте, и теперь засасывает ее самая глубокая топь, а никто на помощь не приходит? Или ведьма соседская вздумала извести свою подружку-соперницу, да вместо чая и напоила ее отваром поганок?
Стоит избушка, холодным потом обливается, а ощущение, что кто-то на нее смотрит, не проходит.