Баба-яга не долго думала – прыгнула на палубу, а корабль несется на всех парусах по водной глади, набирает скорость, скользит уже по самой поверхности, вот уже и над поверхностью скользит, вот уже летит, вот уже над самыми высокими деревьями поднялся – сбылась избушкина мечта, и все нутро у нее поет. И тут баба-яга заплакала. В первый раз заплакала с тех пор, как с избой повстречалась. Текут соленые обильные слезы по ее морщинистому лицу, а на лице сияет улыбка. Случаются еще на свете чудеса, которые не зелья колдовские да не заклинанья ведьминские сплетают. Случаются самые настоящие, взаправдашные чудеса, чистые, как весеннее небо!
Понимает это баба-яга, и словно пузырь раздувается у нее в душе, пузырь одновременно боли и радости. Закрыла старуха лицо руками и зарыдала в голос. Вдруг слышит – летучий корабль что-то напевает ей приветное. Отняла ладони от лица – а ей ушат воды под самый нос подставлен, и отражается в том ушате не крючконосая старая карга. Прежняя смуглолицая девушка отражается в нем. Нос, правда, длинноват. Но вполне себе можно жить с таким носом. Скинула Аленка душную кацавейку, подоткнула юбку, так что стали видны стройные колени, да и встала у штурвала.
Тут и кончается подлинная история избушки на курьих ножках и начинается… Что-то новое начинается, ребята. Неизведанное что-то.
Часть вторая
Первое путешествие
Прощальный взгляд на покинутый лес
Летучий корабль летел все дальше, Аленка стояла у штурвала и назад не оборачивалась. Корабль тоже вниз не глядел, всем своим новым стройным телом отдаваясь полету.
Не кажется ли это тебе несправедливым, любезный читатель? Все-таки не день, не два, да даже и не сто лет, а без малого двести лет провела бывшая баба-яга тут. Пользовала лесных жителей, собирала травы, ссорилась с соседкой с Черного болота, ягой, кстати сказать, куда более старой и правильной. А теперь вот улетает, не оглянувшись. Улетает и не видит, что вслед ей тянутся, словно тонкие нити, слишком тонкие, чтобы удержат, взгляды от сотоварищей.
Вот группа леших, опершись на дубины, грустно качает головами. Где еще найдешь такую медовую водицу с донником и липовым цветом, какой их яга от всяких болезней потчевала? – если внутрь ее принять, пропадает грусть-тоска, ноги сами в пляс идут; если намазать рану, враз затянется; если по весне полить ею макушку, зазеленеешь весь и словно омолодишься. Рядом с лешими сидит грустный медведь – хоть и животина бездушная, а тоже тоскует. Сколько заноз ему яга из лап повытаскивала, и не сосчитать.
Водяной в окружении водяниц и водянчат машет вслед Аленке полупрозрачной рукой. Хорошая была яга, бескорыстная. Не за рубли и жемчуг старалась, а по доброму соседству.
Шишиги да кикиморы, те просто навзрыд рыдают. Не к кому больше прийти вечером, чаю попить, пряником закусить, о новостях потолковать.
И даже древняя злая яга с Черного болота не радуется, что ей новая клиентура подвалит.
– Ишь ведь, – шепчет она узким ртом, в глубине которого сверкает железный зуб. – Баба-яга она была фальшивая, а колдунья оказалась настоящая. Ну, что ж, добрый путь!
И все, провожая взглядами летучий корабль, дружно повторяют: "В добрый путь!"
Навигация
Летит, стало быть, летучий корабль на всех парусах. Хотя почему корабль? Избушка крылья и паруса себе, конечно, отрастила, но пола не меняла. А пол у нее самый распрекрасный – женский пол. Что же делать? А, поняла…
Летит, стало быть, летучая ладья на всех парусах и думает себе, что она летать умеет. Но закавыка в том, что летать-то она пока умеет только прямо. Время же для полетов стоит самое опасное – весна, пора птичьих перелетов. А птицы – народ упрямый. У них как настроен навигатор на сторону нужную, так они и летят, каждый год одним маршрутом. И менять его не намерены. И в сторону сворачивать перед летучей ладьей – тоже.
Но Аленке и тут повезло. Наткнулась она сразу же не на каких-нибудь щипачих гусей или галдящих скворцов. Наткнулась она на аистов, птиц миролюбивых и солидных. Вожак облетел ладью, дивясь на такую невидаль, и ворчливо сказал:
– А стоп задний ход ты давать, что, не умеешь?
–Нет, – чистосердечно призналась ладья.
– А полрумба налево? – продолжал аист, который лето проводил на северных морях и был большой знаток корабельного дела.
– Что такое полрумба? – смутясь, прошептала ладья.
Аленка тоже ничего не понимала, кроме того, что нарвалась на знающую птицу, поэтому вежливо сказала: