Так что проучился он у меня четыре года, исполнилось ему пятнадцать лет, и мы с обоюдного согласия решили, что, когда вернемся в Питер, я устрою его в Морской Корпус. Да только не вернулся он.
– Про летучего данайца расскажи, – подсказывает ладья.
– Да, про летучего данайца, – кивает Аленка. – Давным-давно царь Одиссей поссорился с богом морей Посейдоном. То ли съел он быков, то ли просто угнал, не помню. А потом еще глаз великану, Посейдонову сыну, выколол. В общем, проклял его Посейдон, и не мог Одиссей вернуться на родину. И все его спутники не могли. И вот, блуждая по морю, они причалили к острову, жители которого находились в постоянном дурмане, поедая семена лотоса. Часть своих друзей Одиссей оттуда успел увести, но немало и осталось, решив, что вечное забвение лучше вечного скитания. Тогда Одиссей оставил им одну из галер, вытащив ее на песчаный берег, как тогда водилось, а сам уплыл.
Так вот эта галера стояла-стояла на песке, ждала-ждала моряков, да так и не дождалась. А вместо этого стала она летучим кораблем, и теперь, словно призрак, летает над океанами. Изредка встречала ее и я. Думала, что это и есть призрак, видение бестелесное, а оказалось иначе.
Иван мой очень Италию любил, это у него с беспризорного детства осталось. Когда он в первый раз увидел, что апельсины и лимоны (дивное лакомство) растут просто на деревьях вдоль дороги, у него дыханье сперло.
– Так вот он какой, рай, – сказал он тогда мне.
Позднее понял, конечно, что никакой ни рай, страна со своими бедняками и нищими, но за это первое волшебное впечатление полюбил Италию навсегда. И мы часто туда наведывались.
Около берегов Италии все и случилось.
Как-то вечером, мы уже спать собирались, показался снова на горизонте летучий данаец и стал сближаться. Ну, я не боюсь – не первый раз вижу, чай. А он все ближе подходит, стал бок о бок и летит рядом. И музыка с него раздается такая…
– Как серебряные струны, – грустно говорит ладья.
– Нежная, манящая. Сперва ее просто приятно слушать было. А потом словно морок на меня упал, не могу пошевелиться, ни слова сказать. И вот смотрю : летит с данайца на нас абордажный крюк и впивается прямо в борт ладьи. А Иван мой, как лунатик, идет прямо к крюку, ступает на канат, что к нему привязан, сходит на галеру и встает у штурвала данайца.
– Только то не штурвал настоящий, а рулевой рычаг, – торопливо вставляет ладья.
– Растаял данаец, как и не было. Только метка осталась, где крюк в борт вошел. С тех пор почти девять лет прошло. В начале я места себе не находила, все металась по морям, искала данайца проклятого. А сейчас вроде отпустило. Ну, что, удовлетворила я ваше любопытство?
Брат с сестрой кивнули. Долго ворочались они в тот день в своих койках. Но под конец уснули крепким детским сном.
История кенара Рико, рассказанная им самим
Канарейка. Вот все говорят, канарейка. А я – кенар. Между прочим, иностранного происхождения птица. С дальних тропических островов мои родственники происходят. И здесь я не просто так появился, не шантажом себе приют добыл, как кот Василий. Я – сувенир несчастной любви.
Родился я в Испании, в знойной Андалусии. В юности, как и все кенары, прошел жестокую школу пения у мастера – старого Хосе Альвареса. А потом моей хозяйкой стала молодая девушка. Звали ее Катерина.
– И вовсе Лурдес звали ее, – встряла ладья.
– Не перебивай! И Катерина ее звали, и Лурдес, и еще Луиза, и Мария по фамилии Китана. Была она дочерью начальника порта Малаги, очень важного сеньора; и как дочери всех очень важных сеньоров, с младенчества была просватана.
И вот в один несчастный день зашел в гости к ее отцу иноземный капитан. В шахматы поиграть и пообедать.
– Сперва пообедать, а потом в шахматы, – снова встряла ладья.
– Говорю же, не перебивай! Девушка, как положено хозяйке, вышла к столу вся в черном и все время молчала. Речь же гостя очень ей понравилась. Видно было, что это бывалый моряк и галантный кавалер.
– Это Аленка была, – не выдержала ладья.
– Ну, это я потом узнал, что Аленка. А тогда я сидел в спальне у Катерины, и в глаза не видел того капитана, о котором она толковала весь вечер.
А капитан этот повадился захаживать, чуть не каждый день. И вот уж вижу я, что моя Катерина плачет по вечерам горько-горько. Влюбилась, дурочка! Ну, в Испании с этим строго: коли у тебя уже есть жених нареченный, не заглядывайся на других. А если по дурости своей влюбилась в чужака, скрывай свое чувство до последнего.