Я выложил четыре гривны и глаза купца осветились.
— Великий князь Юрий Всеволодович послал двух бояр своих до новгородских мужей знатных и домовился з ими, — начал рассказывать Семьюн. — Не пойдет князь далей Торжка на Новгород, токмо пошлет войско твое, да людей даст нам — новгородцам, кабы разбили тебя. Аще тебя лишать живота неможно, ты потребен князю. А за то, князь возме з Новгорода не пять тыщ гривен, а токмо две. Да и у Господине Великом Новгороде ужо есмь торговые люди, што шибко недовольны твоей торговлей, да вызнать желают, якоже зеркала ладишь лепей за немецкия. Да диковинные плоды, что я привез на показ люду новгородскому, интересны гостям знатным.
Я задумался. Семьюн явно выражает интересы группы купцов и намекает. Недвусмысленно так намекает, что при условии передачи секрета производства зеркал и снабжения торговцев эксклюзивным продуктом, под которым наверняка подразумевается картошка, или, может, перец, они каким-то способом избегжит участия в замысле великого князя.
— А что, коли и дал бы усе, вы убьете мя и людей моих? Какая усим мне выгода? — задал я напрашивавшийся вопрос.
— Так слово дадим, — как-то жадно, в предвкушении, сказал новгородец. Не смог эмоции сдержать и выдал свою крайнюю заинтересованность в деле.
— Зеракала сам ладить буду, токмо вам, купцам новгородским буду давать их у торг на долях равных, но я торг ими вести стану. Вы на море варяжском з германцем да иншами немцами, а я з булгарами, да иншами па поудни, — начал я объявлять свои условия новгородцу после пятиминутного осмысления. — Картофель продам пуд на ярмарке, також и редиса. Сие на землях ваших радить повинно и великий князь пужать вас зерном меньш стане. А лета идуть вельми поганые — голодныя.
— Ты ведаешь о летах? Верно бають, что волхв! — спохватился Семьюн, а Шинора, что был в метрах двадцати пяти от нас и не должен был слышать разговор, привстал. Вот же слух у пройдохи!
— То не, — я усмехнулся внешне, но напрягся внутри. — То мыслю я. Вот ужо пять летов добрая земля, а можа и статься, что Бог испытать нас пожелает. Токмо о другом казать треба. Сеньюн збирай людей охочих, да не татей, бить крыжаков. Великому князю бай, каб велел нам идти на Юрьев и схизматиков бить. Байте, што идуть крыжаки на Юрьев числом великим. Там войско наше и поляже.
— Боярин, новгородцам аще треба принять наряд с тобой. Вельми мудро тое, што ты баеш. И князь думать буде, што поляжете вы. Токмо князь у требу с новгородцев возьме больш серебра, — новгородский купец посмотрел на меня.
— Так, токмо и Юрьев застанется и ворогов — крыжаков посечем и зеркала у торг и картофель и редис. Новгородцы ратится не станут. И лжи не буде и далей торг вести аки друзи станем, — раскрыл я все расклады, что видел на данную минуту.
На том и расстались, договорившись, в знак нашей дружбы, что я передам два зеркала ему и уважаемым купцам, чьи интересы Семьюн представляет.
Мне в целом нравились выстраиваемые расклады. Так или иначе, но великого князя нужно было убедить, что его замысел по ослаблению нашего войска сработал. Пусть и в другом виде, но так должно казаться еще лучше. И жизни подданных сохранит и врагов Руси ослабит. Потом можно что-то решать и с Унжей, которая по праву его крепость. Василько так же будет продемонстрировано, что незримое око наблюдает за князем ростовским. Да и две сотни дружины Василько — это большая часть в нашем воинстве. Ярослав же станет запасной фигурой, не будет Юрий посылать своего брата с нами, если решил извести активность унжанцев. Владимирский князь нуждается в своем брате, который, как кризис-менеджер бегает по Северо-Восточной Руси, решает проблемы.
Когда новгородский купец поклонился и стал удаляться под ночной полог, я взглядом и мотком головы позвал Шинору. Объяснять, что я хочу, услышать от своего купленного общественного провокатора не пришлось.
— Готово. За утро люд буде говорить о крыжаках, што поработить русичей чают и што треба отбить и Герцике и Кукейнойс и што князь Вячко один стоит на межи и обороняет русскую землю. Яко ты и баял, боярин, дал кун скоморохам, да иншам крикунам, числом боле трех десятков и юродивым баял вельми много о погибели русской земли. Серебра ушло аж два десятка гривен на то, — докладывал Шинора. — Токмо Жадоба аще не обьявился.
Это было плохо, что Жадоба не прибыл. Именно на его, уже трех ушкуях, были и некоторые припасы и в закрытых ящиках боеприпасы, которые забрал все, решив, что именно наличие гранат и взрывчатки тормозят мой мозговой штурм по осмыслению технологии изготовления пороха и пушек. Но не менее важным было то, что на ушкуях среди товара на продажу будет спрятана немаленькая такая партия оружия из трех десятков арбалетов, двух десятков старых мечей и полторы сотни алебард. Были экспериментальные наборы брони в количестве семи штук это кирасы, шлемы, больше похожие на каски, перчатки налокотники и наколенники. Я все думал, как защитить дешево и сердито пехоту, чтобы не полегли от первого залпа из луков. Ладить кольчуги — долго и недешево, пластинчатые доспехи, чешуйчатые — все не то. Решил пока пробовать кирасы и частью ламинарную защиту для уязвимых мест.