Выбрать главу

2. «Поэма о Магнитострое»

Станислав Ришард Стандэ (1897—1937 гг.) — революционный поэт Польши. Он впервые появился на литературном поприще в начале двадцатых годов и выступил совместно с Владиславом Броневским — крупнейшим представителем польской революционной поэзии. В сборнике «Три залпа» они декларировали свое стремление служить поэтическим словом борьбе пролетариата за новый, справедливый, общественный строй.

Первая книжка стихов Станислава Стандэ «Молоты» вышла в 1921 году. За революционные убеждения его преследовали в панской Польше, и он вынужден был эмигрировать в СССР. В нашей стране поэт много ездил, изучал жизнь советского народа. Он побывал на юге и написал стихотворение «По дороге на Днепрострой», посетил Урал и создал «Поэму о Магнитострое». Стандэ занимался переводами на родной язык стихов Н. Асеева, Э. Багрицкого, Н. Тихонова и других поэтов.

Ныне имя польского поэта, как и его «Поэма о Магнитострое», почти забыты. А когда берешь в руки эту книгу, выпущенную в 1933 году в переводе с польского Александра Ромма, невольно переносишься в годы бурного строительства на Урале. Романтика тех лет, размах шагов саженьих широко предстают глазам читателя «Поэмы о Магнитострое».

Оригинально оформление книги. На белом поле красное заглавие, разбитое на две строки — по горизонтали и вертикали, изображение плиты с барельефом Ленина, отлитой из первого чугуна гиганта советской индустрии — Магнитогорского металлургического комбината. Уже внешний облик книги создает у читателя определенное настроение. Портреты ударников стройки с мужественными, чуть суровыми лицами, индустриальные пейзажи и фотографии, запечатлевшие бытовые моменты, разбросанные в книге, — все это зрительно дополняет картину гигантского строительства на реке Урал, придает документальность и убедительность поэтической летописи Станислава Стандэ.

Чтобы написать «Поэму о Магнитострое», мало было увидеть размах стройки, вглядеться в лица строителей запомнить в беседе с ними характерные фразы и слова, надо было еще глубоко и серьезно изучить историю края как бы представить ее в разрезе — от далекого прошлого до наших дней. И перед читателем зримо встают картины вольницы Пугачева, гулявшей по здешним степям и долинам, Урал Демидовых и Урквартов, зарево революционного пожара, полыхнувшее здесь в Октябре 1917 г., кровопролитье Дутова в гражданскую войну.

Степь пустая,                     тебя разносил                                           буран, на твоих угорьях                           учился летать — и стоял угрюмый,                            разложистый Урал, и стояла               гора                       Атач. Только Дутов                      гулял                               по степи гулевой, штыками               железо ее                               разгрызал, да носился в степи                              удалой верховой, красный партизан{108}.

Автор сочувствует России, на которую обрушились разруху и голод. Стандэ ясно представил небывалый трудовой подъем в годы первой пятилетки, ознаменовавшейся началом строительства индустриальных гигантов

Обложка книги С. Стандэ.

Пришли эти люди со всех сторон, с востока и запада, с севера и юга, принесли кирку и лопату, и лом — днем и ночью впрягаются в работу упругую. Стальными челюстями экскаваторного рта вгрызались они в эту девственную почву, поделили работу: ты — здесь, ты — там. Нашей победы — партия хочет{109}.

Глубокое проникновение в историю края помогло поэту выбрать наиболее яркие художественные детали, сделать правильные обобщения, увидеть подлинный размах и перспективу гигантской стройки у горы Атач, как огромнейшей школы перековки людей, освобождения их от груза прошлого и воспитания совершенно нового человека — строителя социализма.

Ибо вправду были трудности — да где же их нету? Шутка ли — строительство в голой степи?.. И в бараках было тесно, и не было света, и были в бараках грязь и клопы. И за все приходилось отчаянно драться — за машины, за бревна, за кирпич, за бетон, — чтобы новая жизнь начала пробиваться там, где прежде цари задавали тон…        Приходилось таскать на себе руками        части машин и моторов, котлов…        Только тот не дрогнул, кто тверд, как камень,        остался лишь тот, кто на все готов.        Осталось — твердое, стальное поколенье,        что успели уже выходить большевики,        да старая гвардия, чей вождь был Ленин, —        товарищи, ходившие на белых в штыки{110}.