– Тогда, может быть, я не прав?
– А может быть, и прав, только я не понимаю. Скажи мне, что тебя так беспокоит? Не мог же ты пожалеть великана. Ты их не жалеешь. Мой отец рассказывал, как тогда, на стенах замка, ты осыпал их ударами и выкрикивал проклятья, убивая одного за другим.
– Нет, дело не в великане, – сказал Харкорт, – хотя он, наверное, умер мучительной смертью. Должно быть, от жажды. Его приковали там и бросили, и он высох, как лист, упавший с дерева.
– Но если дело не в великане, то в чем же?
– В кресте! – выкрикнул он.
– В кресте?
– На кресте умер наш Спаситель.
– Ну и что? С тех пор еще многие умерли на кресте.
– Крест для нас священен, – сказал он. – Мы молимся перед ним. Мы носим его на шее. Мы венчаем им наши четки. Это святое орудие смерти. Очень плохо, что и другие, как ты говоришь, тоже умирали на кресте. Но великан? Чтобы Нечисть умирала на кресте?!
Она обняла его за плечи и прижала к себе.
– И ты страдал из-за этого? – сказала она. – И никому ничего не говорил?
– Кому мне было об этом рассказать?
– Сейчас ты рассказал об этом мне.
– Да, – ответил он. – Я рассказал об этом тебе.
Она убрала руку с его плеч.
– Прости меня, мой господин. Я только хотела тебя утешить.
Он повернулся к ней, охватил ее лицо руками и поцеловал.
– Ты меня утешила, – сказал он. – Я так нуждался в утешении. Наверное, я глупец, что так расстраиваюсь…
– Ты не глупец, – сказала она. – В тебе есть какая-то неожиданная доброта, и за это все должны тебя любить.
– Имей в виду, – сказал он, – что я смог рассказать об этом только тебе.
Он сам не знал, зачем это сказал. Ему пришло в голову, что это неправда. Он мог бы рассказать аббату. Нет ничего такого, о чем он не мог бы рассказать аббату. Однако об этом он аббату все же не рассказал.
– Я должна кое о чем с тобой поговорить, – сказала она. – Нэн все время присматривалась ко мне, и очень внимательно. И пыталась меня расспрашивать. Конечно, исподволь, чтобы это не бросалось в глаза. Но в том, что она говорила, таились вопросы.
– Ты ей ничего не сказала?
– Ничего. Ты же сам мне ничего не говорил. Но из того, о чем разговариваете вы трое, из случайно оброненных слов, я поняла.
– Я не собирался ничего от тебя скрывать, – сказал Харкорт. – Я просто…
– Да нет, ничего страшного.
– Как ты думаешь, Нэн хотела расспросить тебя о нашей цели?
– Мне так показалось. И вот еще что. Она не та, за кого себя выдает.
– Что ты хочешь сказать?
– Она одевается в лохмотья, ходит босая, у нее всклокоченные волосы, к которым она не притрагивается гребнем. Она хочет, чтобы мы считали ее просто старой каргой. Но все равно видно, кто она на самом деле.
Харкорт заинтересовался.
– А кто она, по-твоему, на самом деле?
– Когда-то она была благородной дамой. Очень благородной. Такой благородной, что теперь не может этого скрыть. Кое-какие обороты речи, когда она не следит за собой, отдельные движения, манеры. На пальце у нее перстень с камнем, и она хотела бы, чтобы мы считали камень дешевой стекляшкой. Но я знаю, что это не так. Могу поклясться, что это рубин чистейшей воды.
– Откуда ты знаешь?
– Любая женщина тебе сразу скажет. Не мужчина – мужчины на такие вещи не обращают внимания.
– Надо будет взглянуть, – заметил Харкорт. – Хорошо, что ты мне об этом рассказала. А теперь пойдем, пора ужинать.
Ужин был готов, и аббат уже приступил к еде.
– Я слишком проголодался, чтобы дожидаться вас, – сказал он. – Садитесь и скажите, как вам понравится угощение. Наша приятельница Нэн необыкновенно искусная повариха. Кому еще могло бы прийти в голову поджарить нарезанное мясо с натертым сыром, кусочками сала и травами, собранными в лесу, и все это как следует перемешать? Получилось очень вкусно.
И он снова набил полный рот.
– Этот старый козел уже почти такой же, как раньше, – сказал Шишковатый.
– Если не считать того, что у меня по всему телу зуд от твоей гнусной мази, – проворчал аббат.
– Завтра мы дойдем до храма, – сказала Нэн. – Не рассчитывайте, что после этого я смогу вас кормить, – мне будет некогда, буду собирать коренья и травы.
К вечеру следующего дня, поднявшись на вершину холма, они увидели храм.
– Вот он, – сказал аббат. – Вот наконец этот храм, куда мы столько времени пробиваемся по этой нечестивой стране.
Храм стоял в небольшой долине, по которой извивался прозрачный ручеек. Он был окружен вековыми деревьями, почти скрывавшими его от глаз.
– Мы устроим здесь привал, – сказал Харкорт, – а туда пойдем утром. Я не хочу блуждать в темноте.
Глава 21
Храм был огромен – Харкорт еще никогда не видел такого величественного здания. Каменные стены колоссальной высоты были увенчаны уходящими ввысь башнями, и даже башни казались столь же массивными, как и несущие их устои. Над стенами возвышались крутые скаты крыш, причудливо пересекавшиеся под всевозможными углами по прихоти неведомого зодчего. Утреннее солнце отражалось в красных, зеленых и синих витражах. Все здание дышало былой роскошью и неумирающим величием. Глядя на него, Харкорт не мог не подивиться тому, как могли такое выстроить обыкновенные люди.
Вокруг храма шла невысокая каменная ограда, кладка которой казалась грубой и примитивной рядом с великолепно выложенными стенами самого храма. Кое-где она обвалилась, и видно было, что за ней растет множество плодовых деревьев, многие из которых стоят в полном цвету.
Торжественной цепочкой путники двинулись вдоль южной части ограды к западу. Немного не доходя до места, где ограда поворачивала на север, оказался пролом, через который можно было подойти к храму. Они обошли западный угол здания и вышли на мощеный двор, откуда поднимались ко входу в храм широкие каменные ступени. Одна из створок тяжелых дубовых дверей сорвалась с петель и лежала на камнях, другая, косо висевшая на месте, была полуоткрыта. С карниза над дверью на путников смотрели оскаленные морды горгулий.
Взглянув на них, Харкорт не то чтобы заметил, а скорее почувствовал, что в них есть нечто странное. Часть их выглядела как-то не так, как другие, – они казались более гладкими и округлыми. Он присмотрелся внимательнее, но не мог понять, есть между ними разница или это ему только почудилось.
– Иоланда, – сказал он девушке, стоявшей рядом, – по-моему, с этими горгульями что-то не так. Они как будто разные.
– Они и не должны быть одинаковые, – ответила она. – Горгульи всегда непохожи друг на друга. Скульптор всегда дает волю фантазии и придает им разное выражение.
– Я не о том, – сказал он. – Дело не в выражении, а в самом материале. Как будто они сделаны из разного камня.
– Это возможно, – ответила она, – но все же… Погоди, я, кажется, поняла, что ты хочешь сказать.
– Некоторые из них, – сказал он, – напоминают мне ту горгулью, что ты показывала мне у себя в мастерской.
У нее перехватило дыхание.
– Может быть, ты и прав. Похоже, некоторые сделаны из дерева. Не из камня, а из дерева. Если так…
– Но какой в этом может быть смысл? Почему одни высечены из камня, а другие вырезаны из дерева?
– Не знаю. Может, в этом и нет никакого смысла. Может, из тех, что стояли здесь с самого начала, некоторые обрушились, и их на время заменили деревянными, пока не найдется кто-нибудь, кто мог бы снова высечь их из камня.
– Временная замена?
– Да, и никакого особого смысла в этом нет.
– Хватит болтать о каких-то там горгульях, – грубо перебил их аббат. – Мы здесь не для того, чтобы обсуждать архитектурные прелести храма. Давайте-ка поищем этого вашего священника.
– Его не так просто найти, – сказала Нэн. – Он не любит показываться на виду. Как будто боится гостей. Чаще всего он шныряет по углам.
– Странно, – сказал Шишковатый. – Ему здесь должно быть довольно одиноко. Другой на его месте был бы рад гостям и вышел бы им навстречу.
Нэн покачала головой.