– Это один великан меня задел, – ответил он на вопросительный взгляд Харкорта. – Ничего страшного, просто несколько царапин. Я немного увлекся и подпустил мерзавца слишком близко.
– Ты хромаешь.
– Получил от кого-то по ноге. Не знаю, от кого. Может быть, от одной из горгулий. Откуда они, кстати, взялись? И что это у нас за новобранец?
– Ты должен был видеть его совсем недавно в замке. Это один из римлян, которые там останавливались по пути.
– А, теперь припоминаю, – сказал Шишковатый. – Кажется, Децим? Не помню, как дальше.
Римлянин поклонился.
– Децим Аполлинарий Валентуриан к вашим услугам.
От ворот вернулся аббат.
– Все разбежались, – объявил он. – Горгульи гоняются за ними по лесу. Мне кажется, это те самые горгульи, что гнездились там над входом.
– Это они, – ответил Харкорт.
– Неисповедимы пути Господни, – отозвался аббат и повернулся к Дециму: – А ты ведь тот римлянин? Я заметил тебя в свалке, только не было времени с тобой поздороваться.
– Всем нам было не до приветствий, – сказал Децим.
К ним по ступеням спустилась Иоланда, за которой следовала Нэн.
– Нечисть ушла? – спросила она. – На самом деле ушла?
– Ушла, моя госпожа, – ответил ей аббат, – и во многом благодаря тебе и твоей меткости. И благодаря Нэн тоже. Я вижу, у нее тоже есть лук.
– Это твой лук, – сказала Нэн. – Когда ты уселся на ступенях, ты снял его с плеча, и он остался там лежать. Я не стрелок и мало что могла сделать. Так, постреливала время от времени, когда мне казалось, что это будет полезно. Я старалась не тратить стрел понапрасну. У Иоланды это получалось куда лучше.
Повсюду вокруг, до самых ворот, грудами лежали мертвые тела Нечисти, из многих торчали стрелы.
– Стрелы надо собрать, – сказала Иоланда. – Нечисть может вернуться.
– Только не сейчас, – возразил аббат. – Может быть, позже они смогут перегруппироваться и нападут опять. Но только не сейчас. Тем не менее я пойду соберу стрелы, и если в ком-нибудь из них еще остались признаки жизни, я уж постараюсь, чтобы они пересохли окончательно.
– Ты самый кровожадный аббат, какого я видел, – сказал Шишковатый.
– Истории известно много воинствующих священнослужителей, – ответил аббат. – Я и не подозревал, что так к этому склонен.
– Что есть, то есть, – подтвердил Децим. – Мне еще ни разу не приходилось видеть такой смертоносной булавы.
– Ты ранен, – обратилась Нэн к Шишковатому. – Ты весь в крови.
– Ничего страшного, – ответил тот. – Просто царапины.
– Обязательно воспользуйся той своей мазью, – сказал аббат. – Я с удовольствием подержу тебя, пока Чарлз будет ее втирать.
– Мне кажется, не стоит здесь задерживаться, – сказал Харкорт. Немного погодя Нечисть оправится и вернется сюда. Наши вещи лежат у самого входа в храм. Надо забрать их и не мешкая уходить.
– Опять бежать! – недовольно сказал аббат. – С тех пор как мы оказались в этой проклятой Богом стране, мы только и делаем, что от кого-то бежим.
– Иногда бегство – тоже проявление доблести, – возразил Децим.
В воротах появилась горгулья, за ней другая.
– Я видела, как они слезали с фасада, – сказала Иоланда. – И не могла поверить собственным глазам.
Горгулья с топотом поднялась по ступеням, не произнося ни звука и глядя прямо перед собой. Дойдя до фасада, она начала медленно, с трудом карабкаться по стене. Вторая горгулья тоже поднялась по ступеням и вскарабкалась на место.
– Пойду соберу стрелы, – сказал аббат.
– Я тебе помогу, – вызвалась Иоланда.
Харкорт подошел к римлянину и протянул ему руку. Они обменялись крепким рукопожатием.
– Спасибо тебе, Децим, – сказал Харкорт.
– Не за что, – ответил центурион. – Одно удовольствие драться бок о бок с такими, как ты и те двое. А нельзя мне пойти с вами? Я не помешаю?
– Лишний меч может нам пригодиться, – сказал Харкорт. – Ты доблестный боец.
– Вот и хорошо, – ответил Децим. – А то я остался как-то не у дел.
Еще одна горгулья неуклюже прошествовала через ворота. Она подошла к ступеням, но не стала подниматься по ним, а застыла в неподвижности.
Нэн заставила Шишковатого усесться на ступени, сняла с плеч платок и принялась вытирать им кровь с его левого бока. Он скривился от боли.
– Нечего со мной нянчиться, – сказал он. – Мне доставалось и хуже, однако ничего, выжил.
– Замолчи, – строго приказала она, – и дай мне осмотреть твои раны. Попозже я сварю питье, от которого они быстрее заживут. И натру их той мазью, которая так помогла аббату. Ты говоришь, это просто царапины, и похоже, что так оно и есть, но надо посмотреть как следует.
– Ну а ты? – спросил он. – Останешься здесь собирать свои травы и коренья?
Она покачала головой.
– Теперь ничего не выйдет. Нечисть видела, как я стояла на ступенях и стреляла из лука.
– Но скрыться в своей хижине ты тоже не сможешь. Тебя найдут и убьют.
– Знаю, – сказала она, – Мне остается только отправиться с вами. Я буду идти быстро. Постараюсь вас не задерживать.
– Можешь быть уверена, что медленнее аббата тебе идти не удастся, – сказал Шишковатый. – Он вечно пыхтит, задыхается и умоляет присесть передохнуть.
– Аббат благочестивый человек, – возразила она с упреком, – и к тому же прекрасный боец.
– Что правда, то правда, – согласился Шишковатый.
Одна за другой в воротах появлялись возвращающиеся горгульи. Большинство их снова забиралось на фасад и занимало свои ниши, но две остались внизу и тоже застыли в неподвижности рядом с первой.
Аббат и Иоланда вернулись со стрелами, которые вытащили из поверженных тел, Харкорт и Децим подошли поближе.
– Как он? – спросил Харкорт у Нэн, кивнув в сторону Шишковатого.
– Все так, как он сказал, – ответила она. – Простые царапины. Кровь уже почти не течет. С лечением можно подождать до вечера, когда остановимся на ночлег.
– Она идет с нами, – сказал Шишковатый.
Харкорт кивнул:
– Я так и думал.
Харкорт огляделся. Если не считать валяющихся повсюду трупов Нечисти, все было точь-в-точь как раньше. Сад по-прежнему нежился на солнце. До заката оставалось еще несколько часов, и, если поспешить, можно было до темноты пройти изрядное расстояние.
Он указал на трех горгулий, все еще неподвижно стоявших у подножья ступеней.
– А что делать с этими? – спросил он.
– Не знаю, – отозвалась Нэн. – Это те, кто не стал подниматься назад, на свое место. Не могу понять, чего они тут ждут.
– Пойдем, помоги мне вынести из храма наши вещи, – сказал Харкорт аббату. – И сразу двинемся в путь.
– Интересно, а где наш тролль? – сбросила Иоланда, – Кто-нибудь его видел?
Выяснилось, что тролля не видел никто.
– Должно быть, смылся при первых признаках заварухи, – сказал Шишковатый. – Лично я его за это не виню.
Еще одна горгулья появилась в воротах и выстроилась в ряд с тремя остальными.
Харкорт и аббат спустились вниз с мешками, и все принялись пристраивать их на плечи.
– Давай я понесу твой, – сказал Децим Шишковатому. – Тебе, наверное, больно.
После некоторого колебания Шишковатый ответил:
– Пожалуйста. А завтра я уж сам.
Они тесной кучкой направились к воротам. А за ними тяжелой поступью зашагали горгульи с фасада храма.
Глава 22
Попугай, который остался снаружи, когда они вошли в храм, а во время битвы либо куда-то улетел, либо где-то затаился, теперь появился снова. Он сидел на плече у аббата, то и дело разражаясь громкими криками. Аббат строгим и раздраженным тоном прочел ему целую проповедь о том, что молчание есть добродетель, но попугай или ничего не понял, или не обратил на его слова ни малейшего внимания.
Четыре горгульи разместились, как сторожевые разъезды, по обе стороны путников – две немного впереди, две сзади.
– С тех пор как мы отправились в путь, наша компания выросла больше чем вдвое, – заметил Шишковатый Харкорту. – Даже если не считать попугая, мы подобрали уже шестерых – Нэн, этого римлянина и четырех горгулий.