— Обезумел… — сдавленным голосом говорит Катрина. — Землю Мартыня!
— Ну и что Мартынь… Вот и снял. Раз сам не хочет. Да и не вернется он, это уж наверняка. Скоро, услышишь, упрячут его господа…
— Обезумел… Распрягай, сейчас же распрягай!
Отец не может оправиться от смущения и улыбается.
— Будет дурить-то! Уходи с борозды!
— Распрягай! Вернется или не вернется — все равно. Это его участок.
— Да что ты — маленькая? Его участок… Сам ушел, работать неохота… Мы не возьмем — возьмут другие.
— Никто не возьмет — никто! — Катрина вся как в огне. — Не по лени он ушел, не ради своей выгоды. А вы сразу же на его землю, как вороны на падаль.
Она подбегает и начинает отвязывать постромки.
— Не балуй…
По голосу отца чувствуется, что он сердится уже не на шутку. Делает движение плечом и останавливается. Как-то неловко замахнуться на взрослую дочь.
— А мы не пойдем, — говорит она, — на землю Мартыня не пойдем. Ну, а когда ты… ладно, работай один, я завтра же ухожу.
Она закидывает постромки через спину лошади и снимает с нее повод.
— Ну, коняга… — Отводит ее на свой участок, на скошенное ржаное поле, и треножит.
Отец стоит с минуту, не зная, что делать. Сердито глядит он вслед дочери. Наконец сплевывает.
— Тьфу! Вот поди подерись с такой…
Он нагибается, вытаскивает из-под корневища лемех, с ожесточением взваливает соху на плечи, несет к своему полю. Сбрасывает ее так, что звон раздается, и, постояв немного, принимается вязать снопы и складывать в бабки. Время от времени останавливается, покашливает, видно, хочет что-то сказать, потом сплевывает, снова берется за снопы. На его коричневом от загара лице каждая морщина выражает недоумение и злобную тревогу.
Однако следующей весной на участке Мартыня появляются новые обитатели…
Ранняя теплая весна. Середина апреля. На вырубке не осталось снега даже в болотистых низинах. Перед обедом Катрина возвращается с луга с охапкой калужницы за спиной. Вдруг прямо на нее, спасаясь от чужого рыжего пса, мчится кувырком ее серый кот. Катрина сбрасывает охапку калужницы через голову и подставляет передник.
— Анцит!
Анцит кидается ей на руки. Хвост у него взъерошен, глаза горят, когти выпущены. Дрожа всем телом, прижимается он к своей спасительнице. Катрина проворно хватает с земли обломок корневища и кидает в рыжего. Пес взвизгивает и, поджав хвост, бежит в сторону. Разозлившаяся Катрина гонится за ним, и все, что попадается ей под ноги, кружась в воздухе, летит вслед псу.
— Ну и ну! — останавливает ее вдруг чей-то низкий голос.
Катрина отбегает на несколько шагов за свою межу и останавливается. На участке Мартыня стоит, опершись на мотыгу, плотный, широкоплечий молодой человек в синей бумазейной куртке, с короткой свалявшейся бородой. Голос у него сердитый, но он старается улыбнуться, и лицо его становится от этого еще некрасивее.
— Чего ты на моего пса так напустилась? — Он бросает мотыгу и подходит поближе.
— А чего он на моего кота набрасывается?
Катрина опускает передник и гладит кота. Он почти совсем успокоился, вкрадчиво мурлычет и свертывается в клубок.
— Такое уж собачье ремесло… — смеется бородач, уставясь на Катрину. — Ты оттуда? — кивает он в сторону ее дома.
Катрине все в нем противно: и взгляд, и разговор, и смех.
— Привяжи, чтобы не бегал. Если он еще раз тронет моего кота, — убью.
Бородач смеется еще громче.
— Сперва поймай! — и глядит в сторону ольшаника, где рыжий успел уже поднять выводок куропаток. Цыплята бежать не могут, с писком путаются в траве, и ветвях, а мать с отчаянным криком бросается чуть ли не в пасть собаке. Бородач, подмигнув, продолжает:
— Стоит ли так сердиться из-за паршивого пса. Соседям надо жить в согласии.
— А ты что тут делаешь?
— То же, что и все, работаем на своем участке.
Значит, он не один. Катрина оглядывается… Ну, конечно… У шалаша Мартыня стоит привязанная поводом к телеге белая костлявая лошадь. Около нее возится похожий на бородача человек — только он постарше и борода подлиннее. Из шалаша вылезает толстая, видно, пожилая, женщина, а на разостланной на траве одежде виднеются не то две, не то три головы.
— На своем участке? — повторяет Катрина, глядя бородачу прямо в глаза.
— Ну да, на моем. Сегодня только переехали, Адиени из Скуениешей… Соседям надо жить в согласии…
— Микель! — раздается вдруг из шалаша голос, напоминающий внезапный громовой раскат. — Будет тебе лясы точить, иди сюда!