Какое-то липкое, неприятное чувство не давало покоя. Это место имеет «славу» притона, потому если приличную девушку даже просто заметят здесь – таковой она больше не будет. Что же касается танцовщиц… многие из них не отказываются от предоставления других услуг за определённую плату. Так что от здешних девушек лёгкого поведения в какой-то мере танцовщиц отличало лишь то, что они сами назначают за себя цену и не делятся с хозяином. Госпожа Танильдиз избежала этого лишь потому, что она знатных кровей. У меня этого нет. Надеюсь, что всё-таки не возникнет проблем, меня никто не узнает и ситуация в целом не станет ещё хуже…
Понимание того, что если бы не случай, я бы наверняка вскоре оказалась среди этих девушек, что продают свои тела, приносило и облегчение и горечь одновременно. Ведь раньше, встретив где-нибудь таких, как эти девушки, я лишь кривилась, потом что так делают все, воспринимала их, как насквозь порочных продажных существ, без мнения, без дома, и будто без чувств даже. От того ещё более странным теперь становится осознание, что не от хорошей жизни такими становятся, что редко кто из них сама выбирала себе такую судьбу. И нередко бывает так, что виноват не только сам человек, но и обстоятельства в целом. И даже переступить через свою гордость порой не так страшно, если есть ради кого и чего. Если цель оправдывает средства.
Надеюсь, мне никогда не доведётся стоять перед подобным выбором…
Колени и руки слегка подрагивали, дыхание сбилось, сердце будто обезумело, а глаза растерянно смотрели вокруг. Я всегда танцевала только для себя или своей семьи, на публике – только по праздникам, когда собирались едва ли не всей улицей, например, на тот же день всех стихий, когда все вокруг после коротких речей во славу богов будто сходят с ума: обливаются, прыгают через костёр, поют, пляшут. Но даже тогда я иногда чувствовала себя неловко, когда своими танцами привлекала много внимания. Не сказать, что я не уверена в себе, но волнение не давало сосредоточиться.
Чуть поодаль от столиков была свободна большая площадка, где и разместились танцовщицы, встав в круг, как и предполагалось в танце. Моё место не самое выгодное, но в данный момент я только «за».
Стих смех и звон бокалов, внимание посетителей сосредоточилось на нас, от чего по телу пробегали мурашки. В воцарившейся тишине раздались первые звуки барабанного боя, и… моё тело зажило отдельной от сознания жизнью. Слегка опустив ресницы, смотрела в никуда, на глаза словно упала лёгкая дымчатая пелена, делая размытым всё вокруг, будто я опьянела. Шёлковая юбка, переливаясь на свету, взлетала и опадала в такт движениям бёдер и поворотам, мягкими волнами змеились руки и лёгкая улыбка, скрытая паранджой; таинственно поблёскивали, словно звёзды, браслеты, серьги и другие украшения… Даже свечи, казалось, танцевали вместе с нами, ушло волнение, в душе осталась только лёгкость и чувство небывалой невесомости, будто я лечу, лишь изредка касаясь пола.
Шаг, поворот, последний удар барабана и бубна, и мы мягко оседаем, утопая в складках шёлковых юбок… время остановилось.
Кажется, все присутствующие разом перестали дышать – такая тишина установилась вокруг. Наверное, так было всего несколько секунд, но мне и, возможно, остальным танцовщицам, они показались как минимум вечностью. Ожили мы только тогда, когда послышались шумные похвалы, похабные шуточки и снова звон бокалов.
А я улыбалась. Лишь нескольких из нас оставят здесь работать (пусть и нелегально), но, как мне кажется, первый шаг к цели я всё-таки сделала.
Герцогство Ферон, Гемма.
Горьковатый горячий напиток с приятным ароматом, чем-то походящий по вкусу на кофе, прекрасно заменяет мне вышеупомянутое чёрное «зелье бодрости» с утра в этом чёртовом мирке. Хоть немного помогает проснуться каждое утро бодрой как зомби мне. Ещё одна большая неприятность в этом замке – то, что здесь все встают с рассветом, а иногда и даже чуть раньше. И вот попробуй возрази, если к тебе приставлен целый штат учителей и слуг-надзирателей!..
– Вижу, вы уже встали, госпожа? – Сонно пробормотала Мари, одна из служанок, сделав книксен и, заметив кофе, добавила: – Не стоило себя утруждать. Приказали бы мне.
– Не хочу становиться абсолютной неженкой, – хмыкнув, отставила пустую фарфоровую чашку на столик и снова взглянула в окно.