Слепящее солнце проникало повсюду, в каждый уголок старого дома. Ясный день тёплого лета благоухал запахами разнообразных цветов, коими был полон каждый уголок столицы, но не приносил былой радости. Я ничего не могла поделать с меланхолией и апатией, не оставляющей меня уже столько времени. Со смерти отца прошёл год, однако ничто в моей жизни так и не вернулось в круги своя, с глаз так и не упала пелена неприятия действительности и полного равнодушия ко всем свалившимся проблемам. Папа заразился какой-то болезнью в одной из вечно сырых и холодных темниц, где заключённых морили голодом, а у нас не было даже возможности повидать его… Соизволили прислать лишь сухое оповещение: «Ваш отец, барон Вилард Фалгуни, скончался от тифа в городской тюрьме в ночь с седьмого на восьмое месяца тающих льдов восемь миллионов девятьсот двадцать пять тысяч триста восемьдесят второго года от сотворения мира.
Я и моя маленькая сестрёнка, которой недавно исполнилось пять лет, остались одни.
Раньше вся жизнь казалась простой и понятной, мало что вызывало тревогу или волнение, уж тем более – страх или боль. Родители оградили нас от любых проблем, и теперь я не знаю, хорошо это или плохо – потому что выросла совершенно неприспособленной к жизни.
Меня зовут Астарта Фалгуни, и ещё недавно я считала себя самой счастливой девушкой на свете. Родилась в семье зажиточных горожан, в огромном городе Мейхоне, изначально единственный ребёнок в любящей семье. Мой отец, Вилард, происходил из древнего, давно обнищавшего баронского рода Фалгуни, от имений которых остался лишь небольшой клочок земли, а мама, Девора, была крестьянкой.
Родители мои жили относительно неплохо: отец вёл хозяйство на своей родовой земле, мать помогала ему. Многим другим крестьянам приходилось гораздо хуже, так что они ни на что не жаловались. Я появилась в первый же год их брака, он вышел для них удачным в материальном плане, потому я была желанным ребёнком. Однако хоть в семнадцать лет девушка уже давно считается взрослой, моя хрупкая по телосложению мама была не готова к рождению ребёнка. Роды были тяжёлыми, но всё обошлось – лекари лишь предупредили, что больше рожать ей нежелательно.
Меня окружали лаской, заботой и любовью. Когда мне исполнилось пять, папа с мамой потратили большую часть своих средств на моё обучение – музыка, рисование, алгебра, литература, и… танцы. Мои любимые танцы. Наставницей и хореографом мне стала замечательная танцовщица – Танильдиз*. Наняли её для того, чтобы научить меня только основам бальных танцев, на случай, если мечты родителей сбудутся и мне каким-то чудом удастся стать женой аристократа. Однако Танильдиз, заметив во мне способности и любовь к танцам, обучила меня не только парным танцам, но и многим другим, не требуя дополнительной платы.
Я хорошо её помню – не слишком красивая, но эффектная женщина лет тридцати, с длинными чёрными волосами, чёрными, как кофейное зерно, глазами, излишне загорелой кожей и женственной фигурой.
Она всегда была улыбчива и внимательна со мной, лишь изредка бывали моменты, когда в её жизнерадостном взгляде появлялась серьёзность и неясная мне тогда печаль. Одним из таких моментов стал день, когда она сказала, что до поры до времени не может дать мне большего. Мне было двенадцать лет.
«Ты счастлива, Асти, потому что тебя любят твои родители, – сказала она тогда, – Ты счастлива, потому что у тебя безоблачное детство, какое бывает не у всех. Но когда-нибудь и тебе придётся понять, что мир жесток, полон боли и проблем, а место женщин в нём наравне с безделушками. Я очень надеюсь, что тебе никогда не доведётся понять этого, но если это не так и судьба будет к тебе неблагосклонна, найди меня».
Тогда я и впрямь не поняла смысла этих слов. Ну да, читала, что мир наш сугубо патриархальный, что есть гаремы и рабство, что всюду идут жестокие бойни, но никогда не видела этому подтверждения, потому и считала лишь чьей-то несмешной шуткой. Обожаемая принцесса, видящая лишь одну сторону, «оболочку» своего огромного и прекрасного города. Долгое время я даже не замечала, каких трудов папе с мамой стоит моё благополучие. Наивный ребёнок, я видела лишь их улыбки, а не скрывающуюся за ними усталость…
В том же году мам забеременела вновь. Они с отцом мечтали о втором ребёнке, а предупреждения лекарей поняли как необходимость просто быть ещё более внимательными и осторожными во время этой беременности. В более раннем детстве мне не хотелось иметь братика или сестрёнку, я бы считала его (её) соперником за любовь родителей, однако в двенадцать лет я уже считала иначе, и была бесконечно рада наблюдать за увеличивающимся животиком мамы. Мы с папой закрывали глаза на её нервозность, выполняли каждый её каприз, а она, в свою очередь, все предписания лекарей.