В дверь стучат, и я слышу голос Велчевой:
— Коллега, вы не проголодались?
Я уже давно голоден, так что подкрепиться действительно не мешает.
Велчева ведет меня в институтский ресторан по аллее, с обеих сторон которой тянутся ухоженные клумбы с желтыми хризантемами, источающими горьковатый аромат осени. Мы беседуем о Софии, которая кажется мне теперь бесконечно далекой, о разных пустяках. Но втайне, наверное, каждый из нас думает о другом — о Манолове.
Я выбираю момент и, замедляя шаг, говорю:
— Коллега, вчера вечером я не задал вам вопроса, который может показаться вам неделикатным, но он важен для меня.
Она останавливается.
— Я вас слушаю.
— Вы работали с Евгением… доктором Маноловым, часто встречались… Вы не подметили у него какой-нибудь слабости? Слабости, которую мог бы использовать другой человек?
Велчева молчит и лишь отрицательно качает головой.
— К примеру, выпивка? — настаиваю я. — Азартные игры? Наркотики?.. Поймите меня правильно, я знал его давно, но здесь жизнь другая. Это очень важно!
— …Нет.
Небольшая заминка, за которую я хватаюсь как утопающий.
— Прошу вас! Это очень важно!
Она поджимает губы.
— Это… нельзя назвать слабостью. Да и как мне кажется, это и не в его характере.
— О чем вы?
— Доктор Ленарт, коллега, с которым он работал в радиологической лаборатории, человек довольно странный. Он раза два—три приглашал Евгения в интерклуб, в казино… Впрочем, как-то раз пригласил и меня. Евгению там показалось забавно, но не более того!
— И все же это произвело на вас впечатление! Он играл?
— Нет, что вы! — она предупреждающе поднимает руку. — Так, по мелочи, ему было просто любопытно понаблюдать за публикой! Там собирается интересное общество!
— А доктор Ленарт что — игрок?
— Эрвин? — губы ее трогает легкая улыбка. — Нет, он не интересуется рулеткой, он ходит туда ради роскошных дам!
Она не может скрыть досады. Встречаются же на свете люди, для которых жизнь легка и удовольствия достаются без всякого труда — только протяни руку. Ленарт принадлежал к их кругу. Но слепая судьба остановила свой выбор не на Ленарте. Он так и будет ходить в свой интерклуб и в другие клубы, чтобы забавляться и брать от жизни как можно больше. А вот Манолов погиб.
Но, по-моему, судьба не просто слепая, но еще и злая штука.
— Значит, доктор Ленарт пытался ввести Евгения в круг своих знакомых?
— Не знаю, что и ответить. Но так мне показалось.
Круг Ленарта. Вот чего пока нет в моем пасьянсе. Придется проработать эту версию!
Некоторое время шагаем молча. На одном из поворотов аллеи она кивает вправо и говорит:
— А здесь радиология, которой вы интересовались!
Здание новее других, как и сама наука радиология. Оно легкое, светлое, состоит из двух корпусов. Солнце отражается в больших зеркальных стеклах, пылает желто-зеленым и темно-коричневым огнем.
Мой голод отступает перед неожиданной мыслью.
— Я кого-нибудь там застану сейчас, или это удобнее сделать попозже?
Велчева внимательно смотрит на меня.
— У них сокращенный рабочий день. А вам непременно нужно побывать там сегодня?
— Непременно!
Больше ни о чем не спрашивая, она поворачивается и ведет меня к одному из подъездов. Все же я опасаюсь, что мы опоздали, ибо в здании как-то слишком тихо. Велчева нажимает кнопку звонка, и нам открывает привратник в белом халате. Они обмениваются двумя-тремя фразами, Велчева переводит:
— Доктора Ленарта нет, он ушел в отпуск. Но здесь фрау Виттинг. Если желаете, можно встретиться с ней.
Кабинет этой Виттинг находится на втором этаже, к нему ведет тихий солнечный коридор, погруженный в послеполуденную дрему. Интересно, что собой представляет Виттинг. Судя по всему, Велчева особой любви к ней не питает.
Мое любопытство щедро вознаграждается. Анна Виттинг, в чей кабинет мы входим, — красивая женщина. Даже очень красивая! На вид ей лет тридцать пять. Стройная, яркая блондинка с короткой стрижкой и лесными зелеными глазами. Прическа удачно подчеркивает правильные черты лица.
Она принадлежит к тому типу энергичных, слегка холодноватых женщин, для которых красота — опасное оружие. Я всегда задавался вопросом, каким должен выглядеть мир в глазах таких женщин!
Велчева знакомит нас В зеленых глазах на секунду вспыхивает любопытство, сменяющееся сразу же напускным безразличием. Хозяйка кабинета приглашает нас присаживаться, извиняется за скромную обстановку (хотя ничего скромного я в ней не замечаю!) и выражает соболезнование по поводу смерти нашего соотечественника.
Я чувствую, что она контролирует каждый свой жест и каждое слово. Говорит то, что положено в подобных случаях, сохраняя абсолютно невозмутимый вид. Мне понятно, что женщины настроены друг к другу враждебно, но умело маскируют это учтивой незаинтересованностью.
Я объясняю, что таков уж порядок: расследование смерти доктора Манолова, иностранца, требует выполнения определенных формальностей, хотя ее причина и ясна. Соответствующее разрешение у меня имеется, и я хотел бы задать несколько вопросов.
— Разумеется! — с готовностью соглашается Виттинг. — Но что это за вопросы и сумею ли я чем-нибудь помочь?
— Вопросы простые. Когда вы в последний раз видели доктора Манолова?
— Когда? — она задумывается. — Ну, конечно же! Он заходил к нам в тот самый день…
— В котором часу? И когда ушел?
Свои настойчивые вопросы я сопровождаю извиняющейся улыбкой.
— Вскоре после полудня, — говорит Виттинг, — точно не могу вспомнить, но, как мне кажется, пробыл он здесь час—полтора. Просмотрел результаты последних опытов, попрощался и ушел. А в чем дело?
— Да так, ничего особенного. Но понимаете, мы не нашли протоколов этих опытов, — говорю я первое, что приходит в голову.
Это не столько взволновало ее, сколько озадачило.
— Вас интересуют и эти протоколы?
— Да, мадам. Вы ведь тоже занимались этими опытами?
В ответ следует неопределенный жест. В зеленых глазах проскальзывает досада.
— Отчасти… Лишь в плане дозиметрии. Как бы вам объяснить…
Я уверяю ее, что мне все понятно. Главным образом Манолов работал с Ленартом, но нельзя ли бросить взгляд на эти протоколы?
— Конечно, можно. Но они состоят сплошь из цифр — время облучения и технические данные. Вы прямо сейчас желаете ознакомиться с ними?
— Если можно.
Я ожидал, что дневники находятся здесь же, но ошибся. Фру Виттинг встает, просит нас одеть халаты и приглашает за собой. Данные хранятся в одном из отделений экспериментального блока.
Мы проходим несколько коридоров, спускаемся на первый этаж и попадаем в экспериментальный блок. Холодные белые стены, двери с тяжелыми круглыми запорами. Она вынимает из кармана две голубенькие трубки и прикрепляет к кармашкам наших халатов. Это сигнальные дозиметры, носить которые предписывается правилами безопасности. Остро пахнет озоном.
Виттинг нажимает кнопку звонка на одной из дверей и почти сразу же — будто нас ожидали! — она открывается. Перед нами пожилой мужчина. Ему под пятьдесят. Седые волосы, усталые глаза, окруженные сетью морщин. Очевидно, он собирается уходить, потому что на нем вместо белого халата старенький костюм.
Фру Виттинг представляет нас. Я не расслышал фамилии, но понимаю, что перед нами Макс, старший куратор экспериментального блока, что соответствует приблизительно должности нашего старшего лаборанта. Его вид красноречиво говорит, что перед нами — человек из того типа тружеников, которые на всю жишь остаются старшими кураторами, проработав много лет в одном и том же институте.