За смерть Жени милости ему ждать неоткуда. Он должен за это заплатить. Самой дорогой ценой.
Мне же необходимо найти верное решение. Ленарт скрылся, ибо ему стало известно то, чего я пока не знаю. И это непременно связано с опытами!
Я включаю ночник. Полтретьего ночи. Чудесное время для рассуждений и гипотез!
Достаю из кармана пиджака копии, подготовленные факсом, и вновь забираюсь в теплую постель. Раскладываю листы поверх одеяла и начинаю сверку совместных опытов Ленарта и Манолова по датам. Предполагалось провести шесть серий. В ходе двух серий все животные умерли, и опыты были прекращены.
Я пытаюсь разобраться в этих двух неудачных сериях. Успешные опыты доступны для всех, они легко могут быть повторены, изучены. Разведцентры располагают отличными лабораториями и обученными специалистами. Успешные опыты давно занесены в их картотеки, перепроверены и из них извлечено все ценное.
А за неудавшимися сериями может скрываться многое. Они могут быть проверкой, повторением чего-то другого…
Одну минуточку! Проверкой? Манолов ведь требовал от Ленарта как раз проверки!
Я чувствую, что приблизился к чему-то важному. Возникшее предположение пока неясно мне самому, но захватывает все сильнее.
Что если две последние — неудавшиеся серии были предприняты для проверки другого эксперимента, того самого, который проводился над животными, попавшими в подопытную партию по ошибке?
По ошибке… Они были выписаны ошибочно…
Их ошибочно выдали для опытов по облучению!
Эта мысль всплыла откуда-то из подсознания. В первый момент она показалась абсурдной. В следующую минуту — странной, но не невероятной. А потом вдруг все стало понятно. Разрозненные осколки калейдоскопа пришли в движение, стали складываться в картину.
Женя получил партию подопытных животных для экспериментов по своей, раковой тематике. Вечером он ввел им препарат. Правдоподобно, не так ли? А Эмилия утром, в его отсутствие, провела с ними другие опыты — по теме трансплантации. И отправила их на облучение. Нелепая случайность, в результате которой над животными были проделаны одновременно два эксперимента.
Два эксперимента одновременно. Животные должны были погибнуть, так как доза радиации была смертельной. Погибнуть до одного. Но четыре зверька выжило, лучевая болезнь проявилась у них в легкой форме. Благодаря препарату, который ввел им Женя.
И хотя рисовавшаяся мне картина оставалась мутной и деформированной, как в кривом зеркале, все же это была картина.
Женя не создал панацеи против рака. Такой панацеи не существовало.
Тем не менее четверо осужденных на смерть зверьков спаслись. Произошла удивительная ошибка. Препарат, который Женя надеялся использовать в борьбе с раком, оказался протектором.
Судьба подарила Жене протектор. Так называется вещество, препятствующее развитию лучевой болезни после радиоактивного облучения.
Нужно спокойно подумать. Нужно все взвесить, нельзя сразу же принимать эту версию.
Итак, протектор. Маловероятно, хотя и возможно. Тогда становятся понятны и те две строки на половинке квитанции. Точнее, почти понятны. Картина начинает приобретать все более ясные очертания.
Боже милостивый, да знал ли Женя цену этому открытию? Впрочем, настоящий протектор он не обнаружил, ему удалось лишь нащупать направление исследований. Но для пресловутых разведцентров протекторы — самая драгоценная дичь. Это почти как золотая жила. Да что там золотая жила — намного ценнее. За сведения о протекторах платят десятки и сотни тысяч, на их разработку отваливают миллионы, а уж убивают без всяких колебаний. Ведь протекторы — это защита от радиации в случае ядерной войны.
Не шевелясь, я лежу на кровати. Белизна прямоугольных листков режет глаза.
Да, это все объясняет. Из-за такого протектора Женю вполне могли отправить на тот свет. Он молчал, а из этого следует, что кто-то обманом заставил его молчать. Доверчивость и доброта погубили его. А обманул его Ленарт.
Теперь понятно, почему Ленарт исчез.
Нужно еще подумать. Все взвесить. Действительно ли все это так. Случайность. Ну, а кто всерьез возьмется утверждать, что в науке нет места случайностям?
Теперь мой капкан сработает. Он не может не сработать, потому что речь идет о протекторе.
Я собираю листки, выключаю лампу, но еще долго лежу в темноте, наблюдая, как за окном в лучах фар отсвечивают янтарем струи дождя.
…………………………………Для того чтобы проснуться, пришлось сделать усилие. Понимаю, что непростимо валяться в кровати, поддавшись усталости, но не могу найти сил поднять голову. Пришлось призвать на помощь всю самокритичность и растолкать уснувшую совесть. В конце концов это дало нужный результат: я встаю и, охая, отправляюсь под холодный душ — заслуженное наказание за ночное бдение.
Однако ночные мысли не забыты. Прежде всего-Ленарт. Необходимо позвонить в Ан’экс ле Мер, впрочем, я заранее знаю, что это гиблое дело. И еще определить круг людей, с которыми Эрвин Ленарт поддерживал контакты, подумать о том, где он может скрываться. Возможно, он не покидал пределов страны, во всяком случае, мне хочется в это верить.
Ох, сколько раз мне уже приходилось составлять подобные планы.
Располагаюсь перед телефоном и пытаюсь связаться с комиссариатом. Как и следовало ожидать, Ханке на месте нет. А мне хотелось застать его с утра и выяснить, сможет ли он добиться разрешения на обыск в доме Ленарта. Конечно, шансов вырвать согласие прокурора почти никаких, но неплохо знать, на чем мы стоим.
Как только я кладу трубку, раздается телефонная трель. В голосе Кольмара чувствуется воодушевление:
— Простите за беспокойство, господин инспектор, но я только что получил сведения, о которых вы просили. Вы заедете в комиссариат?
Это сигнал, что он раскопал нечто интересное. Я даже догадываюсь, что именно.
Выглянув в окно и убедившись, что небо затянуто свинцовыми тучами, я смиренно натягиваю плащ. Как и во всем мире, и здесь метеорологи не отличаются точностью прогнозов-вчера по радио обещали всего лишь переменную облачность. Вообще, с климатом на нашей планете творится бог весть что. И сколько бы ни утверждали в своих статьях ученые, что все в порядке, дождь от этого не перестает быть дождем.
Десять минут, определенных в моем расписании на так называемый завтрак, я провожу в полупустом вестибюле и как всегда распределяю их между автоматом с бутербродами и автоматом для “эспрессо”. Оживленный утренний поток уже успел рассосаться по автобусам, стоянки личных машин также опустели, и время вроде бы замедлило свой бег. Администратор не спеша развешивает в своей конторке ключи, швейцар спокойно уселся в одно из кресел.
На улице не холодно, однако нельзя сказать, что погода благоприятствует моей прогулке пешком. Острый мелкий дождик колет лицо, заставляя прохожих кутаться в воротники пальто.
Кольмара я застаю в его кабинете, он висит на телефоне, упорно стараясь выжать из кого-то нужные ему сведения. На письменном столе перед ним раскрытая папка с делом Манолова, сверху — с десяток фотографий.
Я сажусь, а он, закончив разговор, сгребает фотографии и протягивает их мне.
— Прошу вас, господин инспектор! Это я получил утром.
Кольмар слегка возбужден, в его нотках сквозит профессиональная гордость.
На всех фотографиях снят один и тот же мужчина. Он молод, хорошо одет, среднего роста. На отдельных снимках скрытая камера запечатлела его лицо крупным планом. Интеллигентное лицо, с живыми темными глазами, с подбритыми по последней моде бакенбардами. Тип лица явно не скандинавский.
На складе он появился рано утром и принялся осматривать выставленные под навесом разбитые машины, хотя и не походил на обычных дельцов, постоянно околачивавшихся вокруг таких складов и наперечет известных всем работникам.