Мощное пламя авиационной подогревальной лампы охватило емкость. Филатов бросил рукоятку, с трудом выпрямился.
— А-а-а, сволочь! — задыхаясь, бормотал он. — Вот как мы тебя, сволочь ленивую…
Дизель ревел, набирая оборогы.
Филатов, шатаясь, подошел к Семенову, взял его за грудь.
— Ну, кто кого? — будто в беспамятстве кричал он. — Кто?
— А ты говорил — помирать. — Семенов обнял Филатова. — Дурак ты, Веня.
— Пусть дурак! — огрызнулся Филатов и яростно погрозил дизелю кулаком:
— Я тебе покажу! Сволочь ленивая! Я тебе покажу!
Ноги его подогнулись.
Когда поднимают флаг
От четырех электрокаминов волнами шел горячий воздух. Блоки радиоаппаратуры, вытащенные из спальных мешков, погрузились в живительное тепло. Иней на потолке и стенах растаял, по обоям сползали тяжелые капли.
— Плачут стены от счастья, и потолок рыдает! — декламировал Бармин. — Плюс десять!
— Это мы поплачем, когда будем их переклеивать. — Семенов с неудовольствием ковырнул пальцем обои. — Покоробились, черт бы их побрал.
— Пустяки, — беспечно отозвался Бармин, не отрывая глаз от термометра. — Плюс одиннадцать! Брысь!
Последнее относилось к Волосану, который выполз из мешка и норовил улечься перед каминами.
— В первую очередь нужно прогреть не твою шкуру, а рацию, вежливо разъяснил Бармин обиженному псу. — Плюс двенадцать! Раздевайся, Волосан, скоро будем загорать!
— Ай да молодец! — похвалил самого себя Семенов, поглаживая блоки. — Хорошо, что догадался с самого начала упрятать вас в мешки.
— Отошли? — спросил Гаранин.
— Пожалуй, да. Можно монтировать.
— Плюс тринадцать! — дикторским голосом возвестил Бармин. — Граждане отдыхающие, если вы не успели приобрести плавки, снимайте кальсоны и прикрывайте срам рукой!
— Сейчас я тебе найду занятие, пригрозил Семенов.
— По специальности, разумеется? — Бармин элегантно шаркнул унтом.
— По физиотерапии, — подтвердил Семенов. — Берись-ка за блок, с той стороны. Мы сами, Андрей.
— А у тебя, Саша, появился конкурент, — заметил Гаранин. — Этак ты свое место потеряешь.
Волосан прилег рядом со спящим в мешке Филатовым и зализывал царапину на его лице. Филатов беспокойно всхрапнул.
— Так бы я не сумел, — позавидовал Бармин. — Придется оформить его на полставки фельдшера. Да еще полярная надбавка плюс суточные — ого! Волосану от невест отбоя не будет!
— Осторожнее! — прикрикнул Семенов. — Не мешок с картошкой перетаскиваем.
Поставив на место очередной блок, присели, отдышались. Семенов взглянул на термометр, отключил два камина и распустил молнию каэшки. Его охватила истома, неодолимо клонило в сон, так бы и улегся на полу где угодно, лишь бы на часок отдаться блаженному забытью. Встряхнулся, открыв воспаленные глаза.
— Чуть быго не заснул.
— А ты спал, дружок, минут десять, — улыбнулся Гаранин.
— Да ну? — Семенов покачал головой. — Старая истина, даже на секунду нашему брату нельзя размагничиваться. Чего не разбудил?
— Рука не поднялась. И к тому же музыку слушал. Никогда бы не подумал, что рев дизеля может доставить человеку такое сказочное наслаждение. Гармония звуков! Кстати, Сергей, а почему он всетаки заработал, в чем там было дело?
Семенов пощелкал пальцами.
— Как бы лучше приноровиться к невежественной аудитории… Когда Веню озарило… ну, когда он сказал: дадим дизелю прикурить, — вспомнил, что в сильные морозы при ручном запуске так делается. У нас горючая смесь не самовоспламенялась, она была… с чем бы сравнить… ну, вроде тола без детонатора. А пламя, поднесенное к воздушному фильтру, как раз и сыграхо эту роль.
— Стареем мы с тобой. Стыдно признаться, а ведь я своими глазами наблюдал на Скалистом… Георгий Степаныч вот так же над дизелем священнодействовал, когда в полярную ночь аккумуляторы сели. И слова те же: «Дадим ему, родимому, прикурить!» И вот на тебе — вылетело из памяти…
— Саша, небось, слушает и думает: «Расхныкались, старые склеротики!»— Семенов подмигнул Бармину, застегнул каэшку, поднялся. — Отдохнули? Давайте заканчивать, а то в Мирном, бьюсь об заклад, нас уже похоронили.
— Кого похоронили? — Филатов испуганно приподнялся, протер глаза. — Меня?
Все засмеялись.
— Жить тебе до ста двадцати лет, возлюбленное чадо мое, — басом изрек Бармин, погладив Филатова по голове. — До величавой серебряной старости. Она у тебя будет прекрасной. Как подойдешь к пивной, люди начнут расступаться и почтительно шептать друг другу: «Это он, тот самый долгожитель Филатов, который в прошлом веке в обнимку с небезызвестным Волосаном дрых на куполе Антарктиды. Пустите его вне очереди!»
— Звонок ты, сколько надо, столько и проживу, — пробурчал Филатов, вставая и обводя радиорубку мутным взором. Прислушался. — Тарахтит?.. Ну, я потопал.