Даже воздух, сладчайший в мае,
Шелестит: «Ничто не знаю».
Я боюсь за тебя, Украина.
Я боюсь за тебя и за сына.
* * *
Смятение, сомнение,
тревожное волнение,
Душевный плач и пение,
веселье и тоска –
И все эти томления, желания,
стремления –
Неужто все во имя куска
или глотка?
А, может, все ужасное,
весёлое, прекрасное,
Все доброе и злобное
вершится неспроста?
Струится ярко-красное
мгновенье ненапрасное,
И в эхе отражается
и глохнет пустота.
* * *
Возвращаться в 90-й не хочу.
Там – ещё агония страны.
Пленку памяти кручу, кручу.
Вижу прошлое в лицо. Не со спины.
Не хочу я возвращаться никуда.
Мне бы в завтра на мгновенье заглянуть
И увидеть: чистая вода
Пробивается сквозь нынешнюю муть.
* * *
Заводчане торгуют, торгуют…
Где найти им работу другую,
Ведь заводу они не нужны.
Это бизнес – основа державы.
Это бизнес – преддверие славы.
Или, может, преддверье войны?
Солнце греет, луна охлаждает,
Желтый лист в сентябре опадает,
Невзирая на курсы валют.
Дирижёр своей палочкой машет,
И сквозь мысли о хлебе и каше,
Слышишь? – Ангелы что-то поют.
И без всякой надежды на чудо
Даже в дни, когда тяжко и худо,
Люди Родиной землю зовут.
* * *
Говорят, надежды умирают.
Где их кладбище – никто не знает.
А другие говорят – надежды вечны,
Даже если несерьёзны и беспечны,
Словно небо, словно воздух они с нами.
Греет душу их негаснущее пламя.
Даже если жизнь темна иль полосата.
Даже если ты уходишь без возврата.
* * *
Старый паровоз на пьедестале –
Времени застывшее реле.
Может Микоян, а, может, Сталин
Отражались в лобовом стекле.
Позади – шальные километры,
Впереди – незримые века.
И сквозь уносящиеся ветры,
Словно рокот: «Жив ещё пока».
* * *
Н. Найшу
Это город. И в нём не хватает тепла.
И не осень прохладу с собой принесла.
Не хватает тепла в руках и душе,
В ручке мало тепла и в карандаше.
Не хватает тепла во встречных глазах.
В них смятенье и холод. А, может быть, страх.
В этом городе нищим не подают.
Им по праздникам дарят весёлый салют.
В тёмном небе так много слепящих огней,
Но не греют они суету площадей.
Не хватает тепла, хоть работает ТЭЦ
В этом городе тёплых разбитых сердец.
* * *
Потихоньку забывается война.
Их всё меньше, стариков-фронтовиков,
В чьих ушах ещё по-прежнему слышна
Перекличка грозовых, шальных годов.
Сын, конечно, не в ответе за отца,
Забывая тень войны или страны.
Как понять нам это время до конца,
Не избавившись от собственной вины?
* * *
Тысячу лет назад
Всё было так и не так.
Руку протягивал брат,
Меч окровавленный – враг.
Где-то цвела сирень
И зеленела трава…
Превозмогая лень,
Думала голова.
Кто-то был явный трус.
Кто-то – безумно смел.
Мудрость мотал на ус
Воин средь свиста стрел.
Было им хорошо,
Так же, как нам сейчас?
Тысяча лет прошло
Или всего лишь час?
* * *
Почему так много суеты?
Где заветные покой и воля?
Слишком много горечи и боли,
Слишком мало в сердце теплоты.
Может быть, во времена Сократа
Было всё иначе? Может быть.
Как в одну связать всё это нить:
Время, время, в чём мы виноваты?
* * *
Неяркий праздник.
Гомон и салют
под занавес.
Набитые трамваи.
И лица озабоченно снуют,
Напитки, как концерт,
в себя вливая.
Как трудно услыхать, понять, узнать,
Запомнить, улыбнуться
и расстаться,
Стерев натужной радости печать.
Без лишних комплиментов и оваций.
* * *
У жизни в запасе всегда есть весна,
И, хочется верить, ещё не одна.
В запасе у жизни друзья и враги,
И радость от встречи, и крик: «Помоги!»
В запасе у жизни дорога домой
И всё, что зовётся родной стороной.
О, Боже, она и страшна и нежна…
В запасе у жизни вся жизнь.
И весна.
* * *
Плетётся март,
не шатко и не валко.
То снег, то солнце,
оттепель и грязь…
Аллеи оживающего парка
Вдыхают небо,
плача и смеясь.
И мы с тобой сменить наряд готовы,
И пусть в душе всё тот же неуют,
Надеждам нашим выданы обновы,
Хоть их, конечно, не в Париже шьют.
* * *
Опять всё мелочно и зыбко,
И все заботы – об одном.
И лишь случайная улыбка,
Перевернув в душе вверх дном
Всё то, что мыслями зовётся,
Отвлечь способна и увлечь,
Чтоб снова Пушкинское солнце