Но с завистью знаком наверняка.
Она тебя уколет побольней
Ведь ей известно всё, всегда,
про всех…
И всё же
если нравишься ты ей,
То это значит, ты обрёл успех!
* * *
Нужны ли сегодня стихи
и эта печаль между строчек,
Когда от лесковской блохи остался лишь
лапки кусочек,
Когда между мной и тобой
Из всех интересов – бубновый,
А лозунг за нашей спиной –
Он позавчерашний, не новый,
Когда городские черты стираются,
словно подошвы.
Со временем, вроде, на «ты»,
Но только не с будущим,
с прошлым!
* * *
Не хочется спешить,
куда-то торопиться.
А просто жить и жить,
И чтоб родные лица
не ведали тоски,
завистливой печали.
Чтоб не в конце строки
Рука была –
В начале…
* * *
В. Музыке
Понять друг друга и простить –
вот в чем надежда.
Поскольку «быть или не быть»
страшит, как прежде.
Они живут не так, как мы –
они другие.
Из ночи в ночь, во тьму из тьмы,
благие
Деянья неизвестны им, и, всё же,
Терпеньем, мужеством своим
Спаси их, Боже.
* * *
Я чувствую – придется полететь.
Я ощущаю крылья за спиною.
И мой аэродром уже на треть
Готов к полетам,
как журавль зимою.
А надо мной – открытый небосвод,
Разрешены полеты
и посадки…
Когда-то было всё наоборот,
И, кажется, запреты были сладки…
* * *
Давление падает. Осень…
И бесится ветер в саду,
Гудит,
как король мотокросса,
Влюблённый в лихую езду.
И всё-таки белый халат
Земле одевать рановато.
И астры прощально горят
В просторах вишневого сада.
* * *
Увидь меня летящим,
но только не в аду.
Увидь меня летящим
в том городском саду,
Где нету карусели, где только тьма и свет…
Увидь меня летящим
Там, где полетов нет.
* * *
Толстый и застенчивый «жиртрест»,
Гордый, в той же мере, что и жалкий….
Призрак одиночества воскрес,
Выходя из школьной раздевалки.
Он меня узнал и подмигнул.
Я – в ответ, сквозь время расставаний,
Где вдоль детства - вечный караул
Из надежд и разочарований.
* * *
Он не увидел меня,
И я не узнал его.
Память вчерашнего дня
Похожа на волшебство.
И мы отразились в нём,
Волшебниками не став.
А кто говорил: «Потом» -
Вновь оказался неправ.
* * *
И даже в самый морозный мороз
Январь удлиняет свет.
Мороз – это только ближний прогноз.
А в дальнем – морозов нет.
Там ярко и жарко сады цветут,
И цвет белым светом храним…
Вдоль света и тьмы - январский маршрут,
И мы вдоль судьбы - за ним.
Из книги «История любви забытой»
* * *
Мои друзья меня не понимают.
Мы говорим на разных языках.
И между нами бывшая прямая
Внезапно превращается в зигзаг.
А раньше был язык мой
всем понятен,
Как дровосек из сказок
братьев Гримм.
Зато теперь как много белых пятен,
Когда мы слушаем и говорим.
Мы говорим: «Куда же нам
деваться?»
А слышим канонады дальний гул.
И, заменив «Товарищи»
на «Братцы»,
Пугает нас все тот же караул.
* * *
Не подсказываю никому,
Потому что и сам не знаю…
Не пойму ничего. Не пойму.
Начинается жизнь другая.
Может время стихов ушло,
Время прозы суровой настало?
Жизнь, как птица с одним крылом,
Бьется в каменной клетке квартала…
* * *
Я не хочу быть чемпионом,
И не хочу – самоубийцей.
Но всё ж знаком я с марафоном.
Мы все – немного олимпийцы,
Вот только лишнего – не надо.
Мне быть, как все, – и то утеха.
Писал ведь «Жизнь – уже награда!»
Не кто-нибудь,
а доктор Чехов.
* * *
А в море под названием «война»
Есть остров под названием «любовь».
Там ночью канонада не слышна
И там под крик «Ура!»
не льётся кровь.
Там смерть невероятна, как вчера.
Там жизнь любви равна лишь
и верна.
И, если слышится там изредка
«Ура!»,
То лишь от поцелуев и вина.
Но волны все опасней и страшней.
И тает остров в утреннем дыму.
Я знаю – «на войне, как на войне…»
Но сердцем эту мудрость не пойму.
* * *
Вновь жизнь пульсирует, как рана.
И, дёрнув за рычаг стоп-крана,
Не знаешь – что там впереди.
Какие брезжут перспективы –
Убьют нас или будем живы
И веселы, как Саади.
Глаза пугают, как двустволка,
Язык – колючий, как иголка, –
И это наш с тобой портрет.