Выбрать главу

— Слышь, отец, ты так рассказываешь, словно сам в тех событиях принимал участие, — усмехнулся адмирал.

— Зачем мне принимать? В том годе много побитых новгородских людишек по лесам от московских тиунов прятались. Сильно тогда лютовал Великий князь. Дмитрия Борецкого за предательство живота лишил. Вот и бежали от его гнева кто куда. Бывало и в нашу обитель забредали. От них и наслушался…

— Понятно, — вздохнул адмирал. — Дерутся православные меж собой, дерутся, убивают друг друга почём зря, а земли богатые пустыми стоят…

— Это про какие земли, дон Константин, ты речь ведёшь? — навострил ушки настоятель.

— Про те, откуда пришёл сюда.

— Отчего же они пустынными стоят?

— Беда случилась у нас два десятка лет назад, мор большой прошёл, многие жизни унёс. Благо справились с напастью, научились ей противостоять. Земля окрепла после болезни, многие стада животных пасутся нынче на ней, рыбы в реках плавает без счёта, в горах руда томится в избытке, на полях трава выше роста человеческого… Лишь монастырей на земле не видно, ибо некому жить в монастырях, отцов святых не хватает. Живут людишки сами по себе, забывая о слове Божьем.

— Как сами по себе? — изумился настоятель. — Ни дани, ни оброка не платят?

— Без присмотра, конечно, никого не оставляем. Император малые дружины держит повсюду, чтобы за порядком следили и рубежи блюли. Только земли богатой много, а людей мало. Некому её обрабатывать. Вот и стоит она сама по себе. Император и рад бы отдать эти земли кому-нибудь в пользование, только в ближайших к нам странах басурмане да язычники живут… Разве можно им разрешать селиться в богатых землях, на которых нет монастырей православных?

— Нельзя, дон Константин, никак нельзя! — пьяно покачал головой настоятель.

— Вот! Умные речи глаголешь, — подольстил адмирал. — Может быть, поговорил бы ты с людьми, но так, чтобы без лишнего шума, якобы есть земли богатые, где им всегда рады будут? А я за это отблагодарю тебя щедро.

— Поговорить-то можно, отчего же не поговорить? — почесал настоятель свою куцую бороду. — А если человек гол, как сокол, как ему жить на новом месте?

— За это не переживай. На первое время снабдим всем самым необходимым и от налогов на пять лет освободим. Слово даю. Моими устами сам император говорит! А пока держи, — Константин достал увесистый мешок с серебряной монетой, весивший не менее трёх килограмм, и положил на стол перед настоятелем.

— А как осерчает Московский князь, узнав, что вы людей к себе увозите? — не смотря на опьянение, осторожность настоятель до конца не растерял.

— Я у Московского князя без его разрешения брать ничего не собираюсь, но разве эти земли не Новгороду принадлежат? И разве не вольны люди сами выбирать, где им жить? — и Константин внимательно поглядел на игумена. — И ещё, с Великим князем я о людях обязательно поговорю, только запомни, наши с тобой договорённости — это лишь наши с тобой договорённости… Кстати, если надумаешь со всей своей братией перебраться к нам в страну — милости просим. Будет у тебя не эта церквушка деревянная, а просторная белокаменная, да с золотою маковкой…

— Ох, змей, искушаешь ведь ты меня! — воображение настоятеля заставило его от нетерпения заёрзать на месте.

— Отче, — обратился молчавший до этого Никитин, — дону Константину можешь верить, как самому себе. Я с ним в разных приключениях побывал, но слово своё он держал крепко. А страна у них действительно прекрасна и богата. Народ дружелюбный и общительный. Завяжем торговлю между нашими державами, люди всё равно туда потянутся, посольства станут ездить друг к другу. Те, кто поедет в числе первых, получат бóльшую выгоду…

— Так что, отец, думай, — продолжил адмирал, — да с людьми поговори. Мы у тебя ещё недельку погостим, а потом нам дальше двигаться надо. Надеюсь, к этому времени приблизительный ответ сможешь дать?

— Хорошо, — кивнул настоятель, убирая со стола мешочек с деньгами.

Утро выдалось пасмурным. Капли мелкого дождя робко постукивали по крыше, стекали по ней и испуганно шлёпались в небольшие земляные выемки, выбитые их более ранними товарками.

Настоятель по привычке проснулся засветло, но с лавки не вставал, лежал, прислушиваясь к самому себе. "Эх! Хорошая у них бренди, — подумал он, — в голове не шумит, с души не воротит. Правда, пить хочется". Но тут же, позабыв о жажде, скинул с себя овчинный тулуп, которым укрывался, и стал шарить рукою под лавкой. Мешочек с деньгами лежал на месте. Успокоившись, быстро встал, нащупал на печи кресало, с его помощью запалил огарок свечи, потом жадно осушил ковш воды и в тусклом свете дрожащего язычка пламени принялся пересчитывать монеты. Были они разными, попадались и силиквы, и динарии, и дирхемы, и пенни, и денье. Были и такие, которые даже не доводилось ему видеть. В конечном итоге общий вес полученных монет составил примерно восемнадцать рублей серебром — цена восьми неплохих деревенек или шести хороших боевых коней.

Убрав монеты обратно в мешочек и спрятав его под половицею за печкой, игумен снова опорожнил ковш воды, после чего бухнулся на колени перед святым ликом и принялся усердно молиться. В этой позе и застал его стук о деревянное било, которым келарь созывал братию к заутрени.

Выйдя из кельи, настоятель немного оторопел. Возле церкви аккуратно выстроились воины с пришедших вчера кораблей. Все были в одинаковых накидках, которые защищали от дождя. "Эх! Какая паства!" — с умилением подумал он, осеняя собравшихся крёстным знамением, и гордо зашагал к храму.

После необычной заутрени, которая длилась несколько дольше, игумен уединился с одним из братьев в келье. Долго что-то писал, после чего поставил на бумаге печать, спрятал её в небольшой деревянный тубус, который тоже опечатал.

— Слушай меня, Иаким, внимательно, — обратился он к смиренно стоящему в ожидании мужчине, — возьмёшь с собой снеди на пару дней, лодку покрепче и отправишься в Соломбалу (район современного Архангельска). Придёшь там к старосте и передашь вот эту бумагу.

— Хорошо, отче.

— Слушай дальше. На словах передашь, что бумагу надо доставить ко двору Великого Московского князя. Скажешь, что послы важные из-за моря пожаловали, предупредить надо.

— Всё сделаю, отче.

— Погоди… После того, как передашь бумаги, отправишься в Нёноксу (село на побережье Двинской губы) ко двору купца Михайлы Вепрева. Передашь ему моё благословение, да скажешь, что дело есть, его лично касающееся. Пусть поспешает ко мне. Всё понял?

— Да.

— Ну, ступай тогда с Богом, — сказал игумен, перекрестив посланника.

А вокруг монастыря полным ходом кипела работа. Пострадавший корабль при помощи кучи разных приспособлений ещё вчера вытащили на берег. Теперь с него снимали всё самое ценное. Что-то сразу увозили на "Земляка", что-то пока переносили в палаточный городок, образованный накануне. Ночь прошла нормально. В палатках подвешивали гамаки, а чтобы не замёрзнуть, топили печи-буржуйки. Трубы, которые шли от них, проходили через всё помещение под спинами спящих и, делясь теплом, позволяли чувствовать себя вполне комфортно.

Покинув Александрию, Константин старался нигде не задерживаться. Корабли останавливались лишь для пополнения запасов воды и продуктов. Ради этого пришлось посетить Сиракузы, Майорку, Малагу, над которой только-только начали сгущаться тучи гнева португальского принца. После Малаги экспедиция сделала свой привал лишь на Фарерских островах. Путешествие более-менее проходило гладко. Возникающие угрозы пресекали сразу, стреляя с больших расстояний. Глядя на фонтаны воды и дальность пушек неизвестных кораблей, любители поживиться за чужой счёт связываться с ними не решались. Последним местом, где остановились русичи перед конечным пунктом своего путешествия, был небольшой норвежский остров, недалеко от Рёст. Местные жители, а проживало тут около двухсот человек, встретили Башлыкова и экипажи его кораблей настолько доброжелательно, что он им щедро отсыпал подарков. Пять маленьких зеркалец, величиною с ладошку, три десятка стеариновых свечей, десять мотков разноцветных ниток, каждая в пятьсот метров длиною, два топора, три охотничьих ножа, два трёхлитровых чугунка и одну буржуйку. Местный католический пастырь от такого богатства был просто в шоке и долго-долго благодарил адмирала. Может благодаря его молитвам удалось без потерь пройти шторма, что встретили их в Баренцевом и Белом морях.