— При смерти, она, Государь. Голова разбита, в сознание не приходит…
— Где она?!
— При монастыре в своих покоях…
Не слушая более Хованского, Великий князь устремился на выход, взбаламутив охрану грозным приказом следовать за ним.
В Вознесенском монастыре царила тревожная тишина. Насельницы (послушницы при монастыре), лишь завидев мрачную фигуру Государя, стремительно шагающего по коридорам обители, виновато опускали глаза и спешили укрыться в боковых помещениях. В покоях Великой княгини, возле её ложа, сидели две монахини, присматривая за бесчувственной женщиной. При виде князя, они поднялись с лавок, и отошли в сторону. Иван Васильевич молча подошёл к ложу матери, опустился на колени, нежно взял её безвольную ладонь в свои руки и стал всматриваться в родное лицо… Неподвижные веки, кожа, покрытая мертвенной бледностью, заострившийся нос, льняная повязка вокруг головы со следами крови, проступившей сквозь материю… Дыхание практически не угадывалось. Не поворачиваясь к монахиням, он велел:
— Рассказывайте.
— Её обнаружили утром в покоях, которые делили промеж собой Елена Романовна и Ульяна Михайловна, — стала отвечать более смелая женщина. — Она лежала на полу с пробитой головой. Сами княгини, как и их сыновья, пропали.
Монахиня имела в виду жён покойных братьев Великого князя — Андрея и Бориса. Несколько лет назад те подняли бунт против него, а потом по непонятной причине самолично залезли в петлю, то есть оба повесились. Несмотря на тщательное расследование, причины такого поступка выяснить не удалось. Зато удалось вернуть в Москву обоих невесток, которых мятежные братья спрятали в Витебске. Великая княгиня Мария Ярославна, зная грозный нрав своего сына, взяла вдов под свою опеку, а так же малолетних внуков, которые лишились своих отцов. Сына Андрея Большого звали Иван, сына Бориса Волоцкого звали Фёдор. Других детей в ЭТОЙ истории у них не было.
— Монастырь обыскали? — это князь обратился уже к Хованскому, стоящему возле входной двери.
— Все обыскали, Государь, но княгинь с сыновьями не нашли, — виновато ответил тот.
— Пропали ещё две насельницы, — негромко обмолвилась одна из монахинь.
— Кто такие? — Иван Васильевич быстро обернулся на голос.
— С лета к монастырю прибились. Но я слышала, как Мария Ярославна их несколько раз распекала за излишнее любопытство…
— Слышал? — Великий князь снова повернулся к Хованскому.
— Да, — кивнул тот.
— Ищи их тоже! — после чего обратился к монахиням. — Может, лекарства нужны или за доктором иноземным послать?
— Ни лекарства, ни доктор иноземный не помогут, — донёсся ответ со стороны двери. Там стояла известная монастырская травница Феодосия, спасшая за свою жизнь не одну людскую душу. — Остаётся лишь уповать на Божью милость. Ты ступай, Иван Васильевич с Богом, а мы тут помолимся…
— Хорошо, только молитесь усерднее. Если же княгиня очнётся, известите меня немедля! — сказав это, Великий князь поцеловал безвольную ладонь своей матери, поднялся с колен и пошёл наружу…
Князь Хованский, разославший повсюду служивых людей, вскоре выяснил, что ранним утром через Фроловские ворота Кремля вышли четыре монахини, одетые в чёрные одежды. Вместе с ними находились две девочки, выглядевшие, как малолетние послушницы. Направились они в сторону Мясницкой улицы к церкви Фрола и Лавра. Задерживать сестёр во Христе никто из стражников не посчитал нужным. Отправленные по этому следу люди, вернулись ни с чем. И женщины и дети, как в воду канули. Насчёт воды служивые люди оказались полностью правы: утром следующего дня рыбаки выловили из Москвы-реки тела двух пропавших насельниц…
Глава 4
За час до смерти
Один из районов Москвы, называемый Зарядье, издревле славился богатым торгом. Поэтому на его улицах с удовольствием селились: русские и иноземные купцы, ремесленники, приказчики и даже бояре. В малоприметном доме, что располагался на Варварке, уже четыре месяца как обосновался один из подручных князя Лукомского. Звался он Пшемисл Возняк и имел познания в лекарском деле. Только участливой доброты в его облике не наблюдалось. Из-под чёрных мохнатых бровей недобро поблёскивали тёмно-карие глаза. Нос был приплюснут, как у боксёра, и слегка свёрнут в сторону. Толстые губы брезгливо кривились. Выступающий вперёд подбородок покрывала колючая щетина. Смоляные волосы, стриженные под горшок, выглядели так, словно их обкромсали топором. Ростом лекарь тоже не вышел: чуть более двух аршин. Зато под одеждой угадывались хорошо развитые, упругие мышцы. Князь привёз его в Москву из Литвы, где пытался решить свои имущественные вопросы, но не сложилось… В Москве лекарь поселился отдельно и своего знакомства с Лукомским не афишировал. Не афишировал потому, что дела, творимые в его невзрачном домишке, не терпели огласки. Пшемисл Возняк промышлял скупкой краденного, подделкой документов, изготовлением ядов. Но в основном занимался торговлей, продавая мелкие украшения, заговорённые амулеты, приворотное зелье. Кроме этого выполнял конфиденциальные поручения князя Лукомского. Например, сейчас он, вальяжно усевшись на стуле, вёл беседу с двумя женщинами, покорно стоящими напротив него. Одеты они были в тёмные наряды, словно держали по кому-то траур. Правда, беседа больше напоминала допрос.