— Да простит меня царевич, но, кажется, что найдутся те, кто не согласится с твоими словами.
— Что ты имеешь в виду? — тут же нахмурился Мухаммед-Амин.
— Посмотри на тех всадников… Я уверен, они скажут, что их клинки лучше, чем твой.
— Почему ты так решил?
Задавая вопрос, царевич убрал изящный кинжал в не менее изящные ножны и передал их одному из своих людей. Вешать обновку на пояс он пока не стал. Там рядом с саблей привычно дежурил «старый друг». А с новым он ещё успеет подружиться…
— Довелось слышать похвальбу этих гордецов, — князь неопределённо пожал плечами. — Они говорили, что во всей Москве не сыскать клинков, которые по качеству могут сравниться с их саблями.
Сопровождающие князя дружинники, увидев знак своего господина, так активно закивали головами, подтверждая сказанное, что царевич нахмурился ещё больше и пристально уставился в сторону незнакомцев. Ехали те на простых лошадках, чем сразу вызвали у Мухаммеда-Амина пренебрежительную усмешку. Однако его очень удивила их одежда. Необычного покроя широкополые шляпы и длинные кожаные кафтаны он видел впервые. Но основное внимание привлекли корзинчатые гарды сабель, торчащие из ножен.
— Покажи! — приказал он нетерпящим возражения тоном, лихо подскочив на своём «арабчике» к двум всадникам, неспешно едущим по свои делам.
— Чудо, ты откуда? — насмешливо спросил один из них, перед этим недоумённо переглянувшись с товарищем.
— Я говорю, покажи! — злясь от насмешки, повысил голос Мухаммед-Амин, продолжая тыкать пальцем в палаш.
— Ты кто такой вообще? — игнорируя приказание, снова спросил «Ван Хельсинг», продолжая разглядывать незнакомого юношу.
— Одёжками смахивает на попугая, только ведёт себя, как петух, — подключился к разговору второй «Ван Хельсинг». — Так что ты за птица?
— Я царевич Мухаммед-Амин, наследник Казанского ханства! — с вызовом выкрикнул юноша. — А теперь, холоп, покажи саблю!
— Я-то, может быть, и холоп, только точно не твой! — начал злиться «Ван Хельсинг», не утратив при этом насмешливого тона. — Поэтому езжай своей дорогой… Да поторопись! До Казани далеко, а вечерняя зорька близко, потеряешься ещё в потёмках, мамку от страха кликать начнёшь…
— Ах, ты! — взвился царевич, и его рука моментально схватилась за рукоять сабли, что висела на правом боку.
Как бы ни были стремительны движения Мухаммеда-Амина, но у незнакомца реакция оказалась лучше. Он буквально за мгновение до удара успел выставить защиту. Тем временем охрана царевича, видя зарождающуюся ссору, поспешила к своему господину. А вот князь Лукомский наоборот предпочёл остаться в стороне, продолжая внимательно следить за разворачивающимися событиями. К его большой радости дело обернулось ссорой. Вот царевич хватается за саблю и пытается снизу вверх нанести удар своему обидчику… Тот успевает подставить под удар свой палаш… Сабля Мухаммед-Амина обламывается, и сломанный конец подлетает высоко вверх… Конь под царевичем встаёт на дыбы, отчего корпус юноши неуклюже откидывается назад и в этот самый момент обрубок сабли, падая вниз, вонзается ему прямо в горло… Брызги крови… Падение на землю… Разъярённые крики охраны… Блеск обнажённых клинков… Пистолетные выстрелы… Дым…
Когда дым немного рассеялся, то Лукомский увидел, что боярские дети продолжают оставаться в своих сёдлах, бросая вокруг тревожные взгляды. Перед ними на земле лежат три человека. Ещё два тела, зацепившись ногами за стремена, «полируют» дорожное покрытие, уносимые прочь испуганными конями.
— Уходим отсюда потихоньку, — отдал он приказ своим дружинникам. — Оглохли, что ли?!
Дружинники, находясь под впечатлением от увиденного, действительно не сразу отреагировали на слова своего господина. Князь был впечатлён не меньше, но соображал намного быстрее. События развернулись нешуточные, поэтому нечего лишний раз привлекать к себе внимание. Тем более к месту происшествия стал стекаться народ, привлечённый шумом.