А Великий князь лишь мысленно усмехнулся. Всё правильно — отроков пригласили одних, без всяких родственников. Да и родственников из них никто ещё не видел. Сами только-только в Москву приехали. Вот и хотелось ему прилюдно посмотреть на тех, кого по его приказу отправили на долгие годы учиться наукам. А про императорские балы он знал, не раз рассказывали. Правила там действовали строгие, и нарушать их никому не дозволялось. На Руси же больше жили по принципу: «В большой семье е… зубами не щёлкают». Здесь каждый стремился и к князю поближе сесть и рыбку вкусную съесть.
— А мы не иноземцы какие-то, — громогласно заговорил боярин Василий Фёдорович Сабуров. — Видишь место свободное, сядай! А будешь темечко чесать, проспишь всё на свете. Тут тебе нянек нет.
— А мы не у себя дома, чтобы сядать, где вздумается, — с вызовом ответил Василий Китаев. — Куда Великий князь укажет, там и займём место. А велит стоять, то и постоим, не рассыплемся!
После этих слов все гости стали поглядывать на Ивана Васильевича, ожидая, что он скажет. А тому ответ отрока понравился.
— И то — верно, — кивнул он. — Здесь собрались люди заслуженные и негоже юнцам безбородым лезть поперёд их.
От этого высказывания многие бояре горделиво приосанились, как бы показывая, кто именно здесь — заслуженные. Тем временем Великий князь продолжил…
— Садитесь-ка пока вослед дружинным сотникам. Но не все. Пусть двое из вас займут место подле князя Лукомского.
— А кто именно, Государь? — учтиво поинтересовался Василий Китаев.
— А вот ты, и ещё тот, кто речи красиво говорить умеет. Хочется послушать о далёких землях, в которых вы побывали.
— Речи красиво… — задумался Василий. — Тогда Фролка Змеев! Он у нас на язык самый бойкий…
Иван III лишь кивнул головой, а Лукомскому и сидящим с ним боярам пришлось подвинуться. Только-только все расселись, как Великая княгиня прямо-таки с материнской заботой обратилась к сидящим недалеко от неё отрокам.
— Тяжело, наверное, пришлось на чужбине? Тосковали по отчизне? — от этих слов оба парня тут же поднялись с места. — Сидите, сидите. Вы всё-таки на пиру, а не на службе, — улыбнулась княгиня, а вслед за нею заулыбались все остальные.
Парни засмущались. Но если Василий Китаев сел обратно, то Фрол Змеев остался стоять. Этот белокурый семнадцатилетний юноша, с большими светлыми ресницами, из-под которых, словно изумруды, поблёскивали голубые глаза, сделав лёгкий поклон, ответил:
— Благодарю, Великая княгиня, но разреши ответить стоя, — и получив её одобрение, продолжил. — В первое время нам всем было тяжело. Сначала пришлось пережить морское путешествие… Скажу сразу, кто плавал морем-океаном, того рекой не испугать, зато можно выучиться у него всем молитвам…
— Неужто было страшно? — снова улыбнулась Софья Фоминична.
— Жуть, как страшно! Поднимется волна высотою с терем и идёт на тебя. За поручни схватишься, глаза зажмуришь, и-и… только остаётся, что молитвы шептать.
Но Бог милостив, доплыли мы благополучно. В монастыре нас тоже приняли хорошо и разместили по комнатам. Правда, пришлось столкнуться со многими непривычными вещами…
Некоторое время юноша рассказывал об обустройстве монастыря и о тех правилах, которые обязан выполнять каждый ученик.
— Один раз, — продолжал Змеев, — нас навестила министр культуры донья Елена Петровна Шамова.
— Это которая жена адмирала дона Руслана, что потопил пиратские корабли в Средиземном море? — перебил Фрола кто-то из бояр.
— Ага, — кивнул юноша. — Пришла она, значит, к нам и расспрашивает про житьё-бытьё, не обижают ли, не скучаем ли? Я ей и пожаловался, что очень скучаю по дому. Тогда она пообещала специально для меня сочинить стих, который поможет бороться с тоской… И уже на следующий день листочек со стихотворением был у меня…
Вначале, когда Фрол с юношеской непосредственностью вёл свой рассказ, многие гости снисходительно посмеивались. А как ещё реагировать на слова безусого мальчишки? Но вот он начал декламировать стих и сидящие за столами люди невольно заслушались. Его звонкий голос, наполненный душевной теплотой, буквально проникал в душу каждому…