На ней была розовая комбинация, и темный цвет ее тела казался мягким на фоне шелка. Она сняла комбинацию через голову. Я не сводил с нее глаз. Она подошла к окну и долго там стояла, и ее груди тяжело вздымались каждый раз, как она вдыхала в себя воздух. Девушка смотрела вниз, в темноту, ее взгляд был устремлен прямо на меня. Я зажмурился, чтобы белки глаз не выдали меня в темноте, а когда открыл глаза снова, то занавески были уже задвинуты, а за ними мелькала лишь ее тень.
Меня снова прошиб пот. Такой оборот дела снова заставил меня вспомнить об игле, лежащей в углу. Я попытался высвободиться из решетки. Я тянул ногу, пока, опухшая, она не застряла между прутьями, а потом резко опустился лицом к бетону.
Я вытянул руку, и мои пальцы потянулись к косячку героина. Я видел целлофан, почти ощущал сладковатый вкус порошка в пакетике, почти чувствовал, как он разливается по моим венам. Но я не мог прикоснуться к нему. Мои пальцы скребли бетон, но я не мог дотянуться до героина. И я начал ругаться про себя, а потом без сил снова лег на стену.
Я лежал, тяжело дыша, и смотрел вверх на зашторенное окно, в котором раздевалась та сучка. Я размышлял, видела ли она меня, а потом удивился, почему это ей вздумалось раздеваться у открытого окна, и отметил про себя, что нужно будет заглянуть к ней, когда выберусь из этой ловушки.
Когда дверь подвала открылась, я все еще размышлял об этой шлюшке. Я услышал скрип петель, и страх пронзил и расколол мне череп. Позади здоровенного мужика, стоящего в дверном проеме, горел свет. У него были широкие плечи и массивная грудь, а руки сжаты в кулаки. Он ни минуты не колебался. Закрыл за собой дверь, а потом подошел прямо к тому месту, где томился я, пойманный решеткой.
– Привет, – сказал он.
– Привет, – ответил я ему.
– Ты что, застрял? – спросил он. – Джуни увидела тебя из окна. Говорит, ты тут застрял.
В темноте его лицо казалось бледным. У него были голубые глаза и копна рыжих волос на голове.
– Не можешь сдвинуться с места, а? – сказал он, и тут же у него на лице появилась улыбка, которая мне совсем не понравилась, как и прищур его глаз.
– Послушайте, – сказал я, – не могли бы вы позвать мою подружку? Квартира номер…
– А копов тебе не позвать? – спросил он, все еще улыбаясь.
– Не надо, – поспешно ответил я хриплым голосом. – Нет, копов не надо.
– У тебя неприятности с полицией?
– Нет. Но полицию вызывать не надо.
Он улыбнулся, размахнулся и вмазал мне по лицу.
– Эй, какого черта…
– Заткнись, сопляк! Заткнись или получишь еще!
– Ну что за…
– Говорю, заткнись!
Он оттянул мою голову за волосы и ударил ею о цементную стену, а потом начал шарить у меня по карманам.
– Эй…
– Молчи! – сказал он, снова ударив меня. – Где твои деньги?
– У меня их нет.
– Где они, придурок?
– Это что, ограбление? Вы ошиблись номером, мистер. Вы…
– Как ты тут оказался?
– Прыгнул.
– Зачем?
– Я.., это не ваше дело.
– Ты сюда что-то обронил?
Он пристально посмотрел на меня, разозлившись, потому что у меня не было при себе денег.
– Так? Ты уронил сюда что-то ценное? Я ничего не ответил.
– Значит, точно. Ну, давай посмотрим.
Он принялся искать во дворе, осматривая бетон. Я следил за ним взглядом, а одним глазом смотрел на шприц, лежащий в углу, и изо всех сил надеялся, что он его не найдет. Он обыскал бетон, потом заметил блестящий металл и сказал:
– Ясно. Теперь понятно. Наркоман проклятый! Он поднял шприц и положил его себе на ладонь, иглой направив на меня.
– Ты за этим сюда полез, наркота? За этим?
– Отдайте мне шприц, – выдавил я из себя. Он засмеялся, а потом сказал:
– У тебя есть то, что идет в комплекте со шприцем?
– Нет. – Я неуверенно замотал головой.
– Дурь тоже тут внизу, а? Бросил сюда, а? Так вот почему ты не хочешь встречаться с копами, а?
Он снова стал искать на бетоне, и не прошло и двух секунд, как он нашел косячок.
– Ну-ну, – сказал он. – Может, в конце концов, это и не такая уж ценность. Сколько мне за это дадут? Пятерку? Десятку?
– Послушайте, – сказал я. – Отдайте это мне! Мне очень нужно, поверьте. Я.., я вам заплачу. Я.., я все сделаю, что вы скажете.
– Говоришь, тебе очень нужно, а? Так ты без этого не можешь, сынок?
– Черт, конечно же могу! – возмутился я.
– Тогда зачем тебе?
– Я просто…
– Я собираюсь разобраться с этим порошком, – сказал он. – Тогда мы с Джуни сможем сходить и посмотреть какое-нибудь шоу. Тебе понравилась Джуни, мальчик? Она сказала, что ты пялился на нее, когда она раздевалась.
– Послушайте, мистер, пожалуйста! Отдайте мне порошок, и я…
– Заткнись! – рявкнул он.
Он взял шприц и отнес его к кирпичной стене, а потом всадил иглу прямо в кирпич, согнул и перекрутил ее.
– Не надо! – умолял его я. – Не надо! Вы же… Он закончил калечить шприц, а потом швырнул его на дальнюю стену двора, и я услышал, как разбилось стекло, когда шприц ударился о кирпич.
– А теперь я это продам, – сказал он. – Ты знаешь, наркоманам это может понадобиться?
– Ах ты, негодяй! – прохрипел я. – Грязный, вонючий, гадкий сукин сын, мерза…
Тут он меня ударил ногой, и я упал на бетон, все еще обзывая его. Он прошел к двери в подвал, и на какое-то мгновение свет опять заполнил двор. А потом дверь со скрипом захлопнулась, и он ушел с моим героином, а мой шприц остался лежать во дворе, разбитый на мелкие кусочки.
Я начал плакать, а когда перестал, меня снова начало рвать, и я давился от рвотных позывов до тех пор, пока солнечный свет снова не залил двор, и именно тогда меня нашла Анни.
Чтобы вытащить меня из решетки, пришлось распиливать прутья. Доктор загипсовал мне ногу и сделал укол, чтобы не развилась гангрена. Когда он ушел, я лежал на кровати и смотрел на Анни в ее голубом шерстяном платье, и снова думал о том рыжеволосом гаде и о его девчонке Джуни, и прикидывал, за сколько он продал мой героин.
Но сейчас это не имело никакого значения. Похоже, ничего вообще уже не имеет значения. Потому что Анни держит в руке ложку, с верхом наполненную героином, а спичка под ложкой горит маленьким желтым огоньком, помогая смешивать героин с водой.
– Ты многое перенес, Джой, – сказала она.
– Неужели? – Наблюдая, как растворяется горка героина, я облизнул губы.
Она нажала на шприц, чтобы вытолкнуть воздух, а потом набрала зелье, а я смотрел, как молочного цвета вещество поднимается по размеченному шкалой стеклянному цилиндру.
– Хочешь, беби? – спросила Анни.
– Ты спрашиваешь, хочу ли я дышать?
– Парень, ты точно влип. Завяз по самые уши.
– Кто? Я? Да я могу бросить в любой момент! – сказал я.
– После всего, что тебе пришлось пережить, ты должен бы ненавидеть эту дурь. Тебе бы захотелось плевать каждый раз, как только ты ее видишь. Ты подсел на иглу, дружок.
– Только не я! – возразил я. – Я могу бросить, если будет нужно.
– Тогда почему не бросаешь?
– А чего ради? – удивился я. – Кому от этого вред? Эй, так ты дашь мне или нет?
Она принесла набранный шприц к кровати и вколола так, как только Анни умеет ввести наркотик. Она наполняла мою вену зельем до тех пор, пока у меня глаза чуть не вылезли из орбит. И я позабыл и о сломанной ноге, и о том, что произошло во дворе. Я думал только о героине, вливающемся в эти набрякшие толстые вены, и радовался, что не сижу на игле, потому что парень, который сидит на игле, просто никуда не годится.
И тогда я стал вырубаться. А потом принялся прикидывать, где раздобыть новую дозу, размышляя, созрел ли Гарри-Конь до того, чтобы пожалеть меня и опять дать героин бесплатно.