Она приняла решение: оно ее устраивало, и оно ее освобождало.
Глава 6
Назаров невидящими глазами смотрел на окно собственной кухни и без аппетита поглощал ужин. Состоял он, как обычно, из макарон с сосисками, пакета молока и батона. Ленивыми движениями Сан Саныч накручивал на вилку длинную вермишель, макал ее в кетчуп и отправлял в рот. Потом откусывал от сосиски и запивал все эти яства молоком. Вкуса он почти не чувствовал, продолжая таращиться на голый проем кухонного окна. Шторы снял еще два дня назад, решив, что пришла пора отправить их в стирку. Скомкал и сунул в машинку, да так и оставил там. Как-нибудь потом постирает. Ему и без штор недурно.
За окном сгущались сиреневые сумерки, но света он не зажигал. Ему нравилось сидеть в полумраке и слушать звуки своего дома. В углу под подоконником голосом Софии Ротару тихо журчало радио. Из горячего крана подкапывала вода. На лестничной клетке молодежь бренчала гитарой.
Они совсем не боялись нарушать покой граждан, зная, что Назаров не станет их гонять. Он и не гонял. Пить ребята не пили, курением тоже не баловались, а петь пускай поют. Он и сам в их годы дергал за струны и гнусавил что-то из «битлов» плохо поставленным подростковым голосом. Еще неделя-другая тепла, и пацаны уйдут во двор. А сейчас еще скамейки не просохли, и с неба частенько сыплет мелким дождем. Пускай себе поют…
Назаров опустошил тарелку, допил молоко и сунул нетронутый батон в пакет. Встал и, потянувшись, принялся убирать со стола. Мыть тарелку не стал, чтобы не греметь. На площадке Денис пел его любимую песню из «Любэ». Пел почти профессионально, и Назаров заслушался. Талантливый парень этот Денис. При хороших родителях мог бы в конкурсах участвовать, а пока только в разбойном нападении и поучаствовал, за что едва срок не схлопотал. Спас возраст…
У Верочки мальчишка такого же опасного возраста, когда любой шаг мог быть сделан им не в том направлении. Но ему-то с родителям уж точно повезло. Папаша со всех сторон положителен и упакован. О матери и говорить нечего. Отношения у них, правда, оставляют желать лучшего, но в своей любви к сыну они уж точно единодушны, так что переживать нечего. Тогда почему же он переживает?!
Назаров подошел к окну и облокотился о подоконник, который требовал покраски уже два года. Сегодня ему не нужно было идти на дежурство. Он через сутки дежурил по ночам в соседнем детском садике охранником. А по субботам и воскресеньям подрабатывал на автостоянке. Это и был его приработок, который он откладывал. Не для себя, конечно, для нее. Ему-то лично почти ничего не нужно, без нее не нужно. Но разве хватит его денег? Ему же никогда не угнаться за этим удачливым Геральдом Всеволодовичем Хитцем. У того одна машина чего стоит…
На улице зажглись первые фонари, разбавляя жидкую темноту слабым светом. Подъездная дверь распахнулась, и стайка пацанов с гитарой выпорхнула на волю. Прошли, галдя, мимо горстки вечно недовольных старушек. Облюбовали один из столов в дальнем углу двора в окружении проклюнувшихся кустов черемухи и тут же облепили его, пристраивая ноги на скамейках. Молодые мамаши не спешили загонять своих малышей по домам, и те деловито ковыряли слежавшийся за зиму песок крохотными лопатками. От гаражей вдруг потянуло костром и запахло печеной картошкой. Рваные клочья сизого дыма стали заволакивать двор, закрыв от Назарова милую глазу картинку.
Он оттолкнулся от подоконника и начал мыть посуду.
Почему же его так тревожит семейная неустроенность Верочки? Обычная семья, которая распалась. Перефразировав классика, можно сказать, что каждая разведенная семья сейчас похожа на другую. Бьющаяся о суровый быт, как рыба об лед, мамаша и навещающий их по выходным папаша. Верочкина семья в эту схему вполне укладывалась, за исключением того, что мало в чем нуждалась. Отец, судя по всему, на отпрыска не скупился. Верочку, видимо, тоже не обижал. Или обижал? Почему она так напряглась, заметив его машину в своем дворе? Тут же взяла его — Назарова — под руку, заулыбалась. Пыталась заставить своего бывшего мужа ревновать? Это глупо, если учесть, что тот уже женат. Назаров видел его с молодой девицей из этих современных, у которых все мозги за пазухой.
Почему тогда занервничала Верочка? Неужели до сих пор продолжает любить своего неверного бывшего супруга?..
Сан Саныч выключил воду, вытер руки о полотенце и решительно двинул в комнату. Надо переодеться и пойти отдать ей эти проклятые пятьдесят рублей, которых не нашлось в его кармане у магазинной кассы.
Он влез в джинсы, в которых обычно ходил на дополнительные дежурства. Натянул через голову рубашку, которую редко расстегивал, стягивая просто так. Накинул кожаную куртку и, не забыв про деньги, вышел из квартиры.
— Здрассте, Сан Саныч, — нестройным хором поприветствовали его пацаны, снова перебравшиеся в подъезд. — Уходите? А там дождь пошел.
— Не размокну, — пробурчал он нелюбезно, чтобы они не очень-то расслаблялись на предмет вседозволенности. — Зинаида Ивановна не ругалась?
— Нет… Да нет… — не очень уверенно ответили ребята.
Зинаида Ивановна была одной из тех старушек, которым всегда было что-нибудь да не так. К ее жалобам Назаров относился с терпимой снисходительностью. То есть согласно кивал, обещал разобраться и забывал через пару минут. Ей мешало все подряд, от урчания в канализационных трубах до дворовых кошек и солнечных лучей, бьющих ей прямо в окно. Гитару она терпела и иногда слушала, приоткрыв дверь и оставив ее на цепочке.
— Пущай поют, — толерантно кивнула она, когда Назаров попытался выяснить причину ее дурного настроения. — Лишь бы не наркоманили, лихоманы!
Лихоманы вели себя тихо, всерьез подумывая открыть в подвале свой собственный музыкальный клуб. Но городские власти их идею не поддержали, требуя представить старшего наставника. Такового пока не нашлось…
На улице и в самом деле раздождилось. Свет фонарей тускло пробивался сквозь плотную дождевую завесу. Полуденное тепло от нагретого солнцем асфальта мгновенно испарилось, уступив место прохладной влажной свежести.
Надо было взять зонт, посетовал на свою непредусмотрительность Назаров и поднял воротник куртки повыше. Он быстро миновал двор и вышел на улицу Зайцева.
Машин на проезжей части было немного. Разбрызгивая лужи, они лениво ворочали дворниками по ветровым стеклам. Редкие прохожие прятались под зонтами и, сторонясь обочин, жались к стенам домов. Почти все магазины уже закрылись и теперь расцвечивали мокрый асфальт судорожными всполохами ярких вывесок. Оставалась открытой лишь дежурная аптека на углу да тот злополучный супермаркет, в котором ему пришлось сегодня натерпеться стыда. Его громадина высилась за три квартала от дома Назарова и хорошо просматривалась даже с того места, где он сейчас стоял.
Надо будет зайти и купить Верочке чего-нибудь, вдруг запоздало подумалось ему. Может, цветы…
Да, цветы будут как раз кстати. Не бутылку же с вином нести, в самом деле. Она же не такая…
Он вошел в ярко освещенный магазин и заспешил в самый дальний угол, где гнездился цветочный отдел.
— Чего хотели? — Приветливо улыбающаяся девушка тут же подскочила к Назарову и стала умело перебирать цветочные стебли. — Букетик? Невесте, жене или… любовнице.
На последнем слове голос ее интимно дрогнул.
— Просто женщине, — улыбнулся Назаров, заряжаясь ее игривостью. — Очень хорошей женщине.
— Ага! А как зовут нашу женщину? Поймите меня правильно, — она сложила пальцы с идеальным маникюром щепотью. — От имени может зависеть ваш выбор. Есть имена, которые просто заряжает женщину быть страстной. Такой уж точно не преподнесешь незабудки. А есть очень трогательные и нежные…
— Она именно такая, — перебил девушку Назаров. — Очень нежная и очень трогательная.
Они долго выбирали, споря и соглашаясь, и в конце концов остановили свой выбор на одной кремовой розе.